Счастливчик

Стрыяк погасил о каблук недокуренную сигарету, а Домбек, поправив пояс, приоткрыл дверь и выглянул на палубу. Выглянул и потерял дар речи, подзывая рукой спрятавшегося за перегородкой Стрыяка. И было чему удивляться. В желтом мерцании горящего на набережной фонаря вахтенный пытался удержать какого-то рвавшегося на корабль человека, одетого в полосатую пижаму. Стрыяк высунул голову наружу.

— Узнаешь этого аса? — спросил Домбек вполголоса.

— Так это же Ясек Гонсеница! Откуда он здесь взялся? Он же в больнице лежит.

— Вот именно! Должен лежать в больнице. — Домбек вышел на палубу. — Вахтенный, что это за цирк?

Вахтенный, матрос Ягельский, как раз сталкивал Гонсеницу с трапа. Услышав голос боцмана, он обернулся.

— Гражданин боцман, тут Горец пришел и рвется на корабль. Я ему как человеку объясняю, а он лезет.

— Пусти, а то я тебе… — Горец проскочил мимо вахтенного и вбежал на палубу. На нем были пижама и тапочки на босу ногу.

— Гонсеница, вы что здесь делаете? Как сюда попали?

— Я из больницы сбежал. И не думайте, гражданин боцман, что я туда вернусь. — От Горца сильно пахло алкоголем.

— Вы пили, Гонсеница?

— Пил или не пил, а в больницу все равно не пойду.

— Так под арест пойдете! Вы понимаете, что вы сделали?

— Под арест я идти могу, пожалуйста, а в больницу не пойду. Хочу остаться на корабле, и все.

Домбек колебался минуту, не зная, как поступить, но его выручил Стрыяк.

— Подожди, Франек, это мой матрос — я им займусь сегодня, а ты завтра, договорились? Иди сюда, Горец!

— Слушаюсь, гражданин боцман.

Ясек хотел встать по стойке «смирно», но покачнулся и чуть не упал. Боцман Стрыяк снял с себя куртку, накинул ее матросу на плечи и, полуобняв Горца, помог ему сойти в кубрик, потом уложил на койку и прикрыл его одеялом, как заботливая мать. Сердце старого моряка растаяло от нежности к этому задиристому пареньку, который своим поведением дал лучшее доказательство привязанности к родному кораблю. А теперь нужно срочно сообщить в больницу, чтобы там Ясека не искали, а рано утром забрать его мундир.

Утром «Морус» пережил очередное событие: на него прибыло высокое начальство — командор Марианский. Возвращаясь с одной из баз, командор узнал, что на «Морусе» комиссия еще не закончила своей работы, и он решил туда заехать, чтобы узнать, как идут дела.

В каюте командира «Моруса» дым стоял столбом. Марианский был известен тем, что курил часто и много. Не жалел никотина и инженер Дрозд. Марианский ходил, а точнее, переступал с ноги на ногу по тесной каюте. Полецкий заглядывал в свои записи и докладывал:

— Я ничего не хотел бы предрешать, но, по моему мнению, есть несколько моментов, над которыми следует задуматься. К ним нужно будет определить свое отношение в заключительных выводах протокола. Во-первых — состояние моря и водоизмещение этого типа кораблей. Возникает вопрос: должен ли был Соляк продолжать рейс или по договоренности с оперативным дежурным зайти в ближайший порт?

— Вот именно, согласовав с дежурным, — нетерпеливо бросил Марианский. — На то он и оперативный, чтобы решать.

— Но командир корабля на месте лучше видит, что и как, — спокойно возразил Полецкий и продолжал говорить дальше: — Во-вторых, это вопрос скорости, с которой шел «Морус» при таком бурном состоянии моря, — соответствовала ли она штормовой погоде?

— Ну а каково твое мнение?

Марианский был с Полецким на «ты» — дело в том, что они в один и тот же год закончили училище, правда, потом дороги их разошлись. Марианский после окончания училища практически не сходил с корабля, а Полецкий на много лет завяз в штабе. В настоящее время Марианский был строевым офицером высокого ранга, всего лишь шаг отделял его от адмиральского звания, а командор Полецкий по состоянию здоровья стоял уже на пороге отставки.

— Каково мое мнение? Нужно будет кое-что просмотреть, собрать точные метеорологические данные, еще немного почитать.

— Почитать! Если тебя в море шторм застанет, то тут не до чтения будет, решать придется сразу!

— Вот для того его и поставили командиром корабля, чтобы он правильно решал в любой ситуации и даже во время шторма. Дыму здесь — задохнуться можно…

Марианский включил вентилятор.

— В-третьих, — продолжал, просматривая свои заметки, Полецкий, — вопрос правильности выполняемых «Морусом» маневров. Нужно будет как следует разобраться в штурманских записях, заглянуть в журнал работы машин, другими словами, кое-что изучить.

— Так это же год будет продолжаться! — горячился Марианский.

Полецкий пожал плечами и поправил очки. Это движение неожиданно заставило замолчать Марианского, он даже сконфузился. Ему стало жалко товарища, которого он еще помнил по училищу, тогда Полецкий был живым и веселым парнем. Марианский закурил очередную сигарету, сел рядом с Дроздом и больше не прерывал доклада Полецкого, который, впрочем, уже заканчивал.

— В-четвертых, вся группа вопросов, связанная с аварией приборов: потеря связи, управления, пожар, падение человека за борт…

— Это того, который из больницы сбежал? — не выдержал Марианский. Все рассмеялись, кроме Полецкого, он буркнул: