Однако никогда эта возможность не была столь реальной, столь конкретной, как сейчас. «Зачем он у меня тогда вырвал микрофон? — вспомнил директор снова. — И зачем я оставил его вместо себя? Ведь это было совсем необязательно. Ну и дурак же я!»
Директор не хотел себе признаться в том, что он поступил так, потому что у него не было другого выхода. Моленда хотел действовать. И ничьего согласия ему не требовалось. Поэтому лучше было сразу отдать ему власть, иначе он сам взял бы ее, как в тот раз микрофон. В случае чего всегда можно сослаться на его молодость, горячность, избыток энергии. Если будет нужно. И если придется, то прямо сказать, кто виноват, чья голова должна слететь с плеч. Директор пытался отогнать от себя эту мысль, но она все время вылезала наружу, подавляя другие, честные и хорошие. Ему хотелось быть честным, хорошим и справедливым. Он верил в справедливость. Но сейчас, когда ему казалось, что близко поражение, у него не хватило смелости подавить в себе эти нехорошие мысли, которые завладели им. Что когда-то было только тенью мысли, как бы искушением, теперь стало фактом. Директор вздрогнул, услышав название своей фабрики. Он смотрел на выступающего, пытаясь понять, о чем идет речь и не потребуют ли от него какой-нибудь информации. Но от него никто ничего не ждал. И снова он почувствовал себя так, словно увидел хвост поезда, который только что ушел у него из-под носа. «Нет для меня здесь места, — подумал он. — А ведь говорят о пожаре на моей фабрике. И обо мне».
— Вопросы есть? — услышал он голос председательствующего.
— Если можно. — Директор встал. — Все, что здесь говорилось, важно, но главное сейчас, как правильно сказал товарищ генерал, это попытаться как можно скорее погасить горящее нефтехранилище.
— Так мы же только к этому и стремимся, — прервал его председательствующий. — Правда, товарищ генерал?
— Машины и химические вещества уже находятся в пути.
— Спасибо. У вас все?
Директор сел. Заседание подошло к концу.
«Ну вот и конец, — подумал он. — Кто-то другой придет на мое место. А меня пошлют на пенсию. Лишь бы это был не Моленда».
Директор встал с кресла чуть позже, чем остальные, стараясь вести себя так, будто ничего не случилось. И даже улыбнулся проходившему мимо генералу. Он подавал руку, пожимал ладони других, раскланивался, как обычно.
На пороге секретариата его остановил Дрецкий. Директор посмотрел на него, скрывая страх.
— Ты хочешь, чтобы я к тебе зашел? — спросил он.
— Если можешь. — Дрецкий приветливо улыбался. Но директор не верил его улыбке.
— Хорошо. Идем.
6
Полный дурных предчувствий, он сел против Дрецкого, стараясь, чтобы тот не заметил его волнения. С окаменевшим лицом, на котором застыла улыбка, директор ждал, что Дрецкий первым скажет, какое у него к нему дело.
— Тяжело вам. — Дрецкий покачал головой. — Вот уж не повезло, ничего не скажешь!
— Нелегко, — признался директор. — Сам знаешь.
— Чем тебе можно помочь? Какие у тебя проблемы?
Директор быстро вынул блокнот, в котором во время заседания пункт за пунктом записывал все, в чем нуждалась фабрика.
«Ага, пригодилось-таки, — подумал он. — А ведь не запиши я, обязательно что-нибудь забыл бы…»
Он с трудом разбирал свой почерк, предложения сливались, слова превращались в волнистые линии, прерываясь на полуслове.
Дрецкий вертел в руках шариковую ручку, что-то записывал и время от времени постукивал ею по письменному столу.
— С хлебокомбината вам уже, наверное, доставили первую машину с хлебом, — сказал он, когда директор спросил о продуктах.
— А когда военные пришлют химические средства? Ведь столько времени ведутся разговоры.
— Скоро, — услышал он спокойный ответ. — Сам знаешь, что все это не так просто. Прошло только четыре часа. Четыре часа, понимаешь?
— Для вас это, может быть, и мало, — возразил директор. — А для нас…
— Машины уже в пути.
— Ну, тогда все в порядке. — Директор попытался сгладить плохое впечатление, которое могло остаться от его слов. Но, похоже, это ему не удалось. У Дрецкого были готовы ответы на все его вопросы. Он отклонял любой из них, вежливо, но решительно. Как будто хотел сказать: «Нам и без того все известно, да и вообще мы вполне можем обойтись и без тебя».
Они закончили этот разговор, который, казалось бы, касался только фабричных дел. Но директор знал, что это только начало, перерыв, необходимый Дрецкому для того, чтобы набрать воздух в легкие, как бегуну перед стартом. «Самое главное впереди». Директор ждал с нарастающим страхом.
Он все время думал о том, не сделать ли ему самому первый шаг или все же ждать первого хода со стороны собеседника. Рассудок подсказывал: не надо провоцировать Дрецкого, но нервы были так напряжены, что он мог их разрядить только в атаке. «Защищаться, атакуя, — подумал он. — А вдруг эта атака — самоубийство?»
И он все же решил подождать.
— А ты как себя чувствуешь? — спросил наконец Дрецкий.
Директор облегченно вздохнул. Похоже, тот перешел к делу. Скоро все станет ясно. «Издалека начинает…»
— Хорошо. Совсем неплохо.
— Я рад. Значит, мы можем говорить откровенно?