Счастливчик Ген (СИ)

— Я еще в ордене не пел! — рассмеялся я и, увидев, что он готов обидеться, добавил. — Ладно, но только одну песню, мне уже давно пора идти, а голос надо поберечь для дома. Мне еще полдня перед женами выступать. Спою‑ка я вам песню о тревожной молодости. Слова там вроде все понятные, даже слово снег знаете, хотя его здесь не бывает.

Забота у нас простая,
Забота наша такая:
Жила бы страна родная,
И нету других забот.

Когда я закончил, все некоторое время сидели молча. Чувствовалось, что на них моя песня произвела большое впечатление. Даже Стах, который еще не знал языка и не понял ни слова из пропетого, не остался равнодушным.

— Теперь я понимаю ваших жен, — сказал Маркус. — Действительно, ничего общего с нашими песнями.

— Это вы еще не слышали, как у нас поют с музыкальным сопровождением, — вздохнул я. — Ваши инструменты так же плохи, как и ваши песни. Если когда‑нибудь появиться такая возможность, обязательно займусь их усовершенствованием.

Маркус ошибся со своим прогнозом на два дня, и птицы вернулись в свой домик с побережья к вечеру седьмого дня, считая со времени нашего разговора. По прикрепленным запискам прочли, что братьев задержал в пути сильный ветер. На следующий день пять небольших групп братьев ордена с закрытыми тканью клетками с грашами отправились в соседние королевства. А еще через восемь дней после этого в «голубятню», как стали называть домики для грашей, прилетела первая птица. Через декаду их было уже больше четырех десятков. Шесть птиц так и не прилетели, видимо, погибли в пути. На всякий случай мы направили к их агентам братьев проверить, все ли с ними в порядке. Мне во дворец тоже передали клетку с двумя птицами. Клетка была красивая, птицы — тоже ничего, так что мы их определили в большую гостиную. По ночам они иной раз начинали орать, но до спальни их крики не долетали и нам не мешали. Ухаживали за ними братья, которые несли караул у наших дверей. Им оставляли ключ, чтобы можно было в наше отсутствие накормить птиц и почистить клетку.

Наши тренировки с Карой прекратились сами собой. Первой от них отказалась Алина, живот которой заметно увеличился в объеме. Она боялась, что резкие движения могут повредить плоду. Потом все реже стал приходить я. Я уже перерос свою учительницу, и только время от времени заходил позвенеть с ней мечами. Следующим начал сачковать Ник: Алины на тренировках не было, а дальнейшие занятия уже мало что ему давали в части роста мастерства. Оставшись одна, Лана после трех занятий тоже отказалась заниматься, и Кара прекратила ежедневные хождения в наш дворец к великой радости Игнара, который полюбил ее неожиданно сильно для бабника с его стажем.

Алина записала «Руслана и Людмилу» на русском языке, долго сидела с этими записями в руках, читая и перечитывая, а потом решительно убрала в ящик стола свою почти законченную рукопись, и начала все сначала. Я попытался возражать: работу она проделала огромную, а стихи, на мой взгляд, получились очень даже неплохие. Возражал только до тех пор, пока она не дала мне прочесть то, что из‑под ее пера вышло на этот раз. Действительно, все познается в сравнении. Прежде были просто рифмованные строчки, сейчас это были стихи, написанные совсем в другой манере. Я не знаток поэзии, и мне трудно это объяснить, но я просто сразу понял, что и в нашем мире с таким даром моя жена обязательно создала бы себе имя. Если бы у меня и так не было к ней огромного уважения, я бы преисполнился им сейчас. В Лане поэтический дар так и не прорезался, зато она все‑таки неплохо научилась играть на своем скверном аналоге гитары. Девушка, благодаря улучшенной магом памяти, сходу запоминала и слова, и музыку тех песен, которые я им исполнял, и требовала новых. Я уже спел все песни, которые знал в исполнении Шульженко, то, что подходило, по моему мнению, из репертуара Магомаева, Пьехи, Миансаровой, а ей все было мало. Вот и сейчас, стоило мне приехать из ордена, как она начала выжимать из меня очередную песню.

— Ну что тебе стоит? Родная жена должна выпрашивать у мужа песню, как милостыню!

— Ну ладно, — согласился я. — Спою, так и быть, только ты ко мне больше сегодня с песнями приставать не будешь, договорились?

— Договорились! — согласно кивнула она, устраиваясь на моих коленях.

Вроде и женщина, а посмотришь — девчонка девчонкой!

— Я спою вам песню, которая называется «А годы летят». Рановато мне еще такое петь, а вам слушать, но запас песен у меня не безграничный, а эта мне нравится.

Алина оторвалась от своей поэмы и тоже приготовилась слушать, мои песни она любила не меньше младшей.

— Вот так и живем, не ждем тишины, Мы юности нашей, как прежде, верны. А сердце, как прежде, горит от того, горит от того, что дружба превыше всего.

— И ничего не рано! — вытирая слезы моим носовым платком, сказала Лана, когда я закончил петь. — Душевная песня. Вот так и у нас вся жизнь пролетит, не успеешь оглянуться!

Каждая вторая спетая мною песня неизменно вызывала у нее слезы.