Найти оставшиеся от Прежних развалины несложно — их везде полным-полно. То и дело на них натыкаешься. Необходимо отыскать такие, чтобы в них было что взять. Иначе только время потеряешь. Тут нужны опыт, чутье, даже талант, как у того же Головешки, за что я безмерно его уважаю.
— Вот такой ты весь и есть, Счастливчик Леонард, — вставая на ноги, заявила Клер. — Обманул наивную девушку и, пользуясь случаем, всю ее облапал.
Ну где же всю? Только за плечо и приобнял. Да и вообще, тогда, на горном лугу, ты многое мне позволяла, и все тебе нравилось…
— В общем, так, мой господин, — сказала она уже на пороге комнаты, которую, как я надеялся, мы займем с ней вместе, — сегодня делить с тобой ложе я не собираюсь. — И уже наполовину закрыв за собой дверь: — Талк — брат Фелиции. Той самой, которая невеста кузнеца Алекса. У Фелиции с Алексом размолвка случилась, уже неделю друг к другу не подходят — гордые оба. А еще Талк просто хороший парень. У него трое детей, а жена его, Шабия, приболела. Ну я и зашла к ним: может, смогу помочь.
Откуда она успела узнать так много, удивляться я не стал: часа три в кузнице просидел. Смогла ли она помочь Шабии — тоже глупо спрашивать: Клер, и чтобы не помогла? Она разве что покойнику помочь уже ничем не в состоянии. Но совсем уж непонятно почему удержался от того, чтобы поинтересоваться: нет ли у красотки Фелиции незамужней сестры? Так сказать, в отместку за мои рухнувшие планы на сегодняшнюю ночь.
— Уверен, где-то здесь, — в очередной раз ответил на вопрос Блеза Головешка. — Чувствую, где-то рядом, но где именно?..
Чувству Теодора я доверял безоговорочно. Оно у него работает, убеждался не раз и не два. Второй день мы копошились в развалинах, пытаясь найти лазейку, идущую в подземелье древнего храма схиллартов. Все мы сошлись во мнении, что эти руины — то, что нам и нужно: все приметы сошлись.
Любили схилларты в таких местах свои храмы сооружать. Вон та ложбина когда-то была руслом реки. А вон то разрезающее гору пополам ущелье — явно рукотворное, и по его дну когда-то проходил древний тракт. Причем проходил он рядом с подножием холма, на котором мы и обнаружили руины. И на востоке нет никаких гор, а значит, восход солнца должен быть виден, что для схиллартов было важным.
А самое главное — от развалин трехлучевой звездой расходятся как будто бы борозды. Овраги? Такие прямые и протяженные? Сомнительно. Больше похоже на то, что под землей на их месте когда-то были полости, на месте которых со временем осела земля.
Там, где борозды заканчиваются, тоже видны развалины, но в них лучше не лезть. С одинаковым успехом можно найти и ценные вещи, и отсроченную смерть. Когда через какое-то время с тебя начнет сходить гниющая плоть, причем всегда начиная с ног. И ты будешь гнить, гнить, проклиная свою жадность до самой смерти, которая не заставит себя ждать.
Казалось бы, что такое пара пуговиц с изображением четырехлистного клевера и надписью «Террис террас»? Ничто, пустышка. Но если они не рассыпались в порошок, что происходит с ними при большой температуре, о чем знает даже Алекс, а сами выглядят так, будто их изготовили только вчера, значит, и в руинах древнего храма тоже все должно быть в отличной сохранности. Пуговицы оказались в этих местах случайно? Вполне может быть. Но с той же вероятностью я сейчас сделаю шаг, запнусь и сверну себе шею.
В общем, покопаться здесь стоило, и вся надежда была именно на Головешку. Ведь только он обладает почти сверхъестественной способностью найти какие-нибудь щель, лаз или место, где достаточно сдвинуть пару камней, чтобы оказаться в лабиринте древнего подземелья. Иначе можно провести здесь год, выкопать огромный котлован, но успеха так и не добиться.
Вчерашний день мы провели кто как. Понятно, что Головешка был занят тем же, чем и сейчас, — пытался найти вход. Блез ему помогал, Клер собирала какие-то корешки и цветочки, а заодно делала вид, что в упор меня не замечает. Ну а я, все еще безмерно радующийся тому, что мой арбалет снова стал прежним, а то и лучше, решил поохотиться. И удачно: первым же выстрелом мне удалось добыть молодого оленя, несущегося мимо меня вместе с остальным стадом; не знаю уж, кто их спугнул. К тому же цель я выбрал самую сложную — на самом краю возможностей своего арбалета, и потому был доволен вдвойне.
Когда я вернулся к развалинам с оленем на плечах, Клер заявила, что я безжалостное чудовище, у которого нет ни малейшего чувства прекрасного или сострадания… вообще ничего нет. Но стоило мне пожарить мяса для всех, причем для нее — самые лучшие кусочки, как она тут же увела у меня из-под носа часть моей порции, заодно обвинив в том, что вечно ее обделяю и подсовываю боги весть что.
Сегодня с утра делать абсолютно было нечего, и я валялся на траве, бездумно уставившись в небо. Клер все на меня поглядывала, пока не заявила, что орлов в небе нет, считать нечего и лучше бы мне найти себе какое-нибудь занятие.