Счастливчик Сандерс

– Ну что ты, Том, – Майк даже руками замахал, – не делай из Валлианатоса этакого глубоко законспирированного шпиона. Он был обычным человеком, умным, талантливым, но с гипертрофированным чувством вины. Знаешь, в чем его вина? Он был членом боевой организации «Дайте миру шанс». Это он устроил на верфи и в конструкторские бюро своих фанатично настроенных товарищей. При нашем последнем разговоре он сказал, будто не ожидал того, что они сделают, но ведь это не умаляет его вины. Результат – эсминец «Гиперион» был уничтожен вместе с командой, а организацию «Дайте миру шанс» объявили вне закона. Четверых непосредственных участников посадили на электрический стул, а семнадцать человек закончили свои дни на рудниках Мнемозины. По сути, в живых остался только он. Заставить Валлианатоса взорвать «Монитор» было просто – при его-то совестливости и сознании, что он живет только за счет товарищей, которые отдали жизни в борьбе, но ни разу не упомянули его имени. – Майк допил сок и аккуратно поставил бокал на стол. – Он приказал всему персоналу покинуть батарею и перенацелил оружие на реакторный отсек «Монитора». Что тебя еще интересует, Томас?

– Зачем ты прислал мне запись? – Лундквист еще не определился, что лучше – вызвать охрану или самому вправить мозги этому сопляку и только потом сдать его властям, и поэтому решил получить как можно больше информации. Ему не верилось, что Майк придумал все это сам, но кто им управлял, ради чего он пошел на такой шаг, однозначно меняющий жизнь и ставящий его вне закона, – вот что надо было выяснить.

– Чтобы ты подумал: а для чего я все затеял? Однако похоже, я переоценил тебя – ты ведь еще ничего не понял и ничего не решил. Раньше мозги у тебя работали быстрее. Ведь половиной своего успеха отец обязан тебе – я-то знаю.

– Без Джеффа я ничто, – покачал головой Лундквист, – а решать твои шарады у меня нет ни сил, ни времени, ни желания. Захочешь – сам расскажешь.

– Расскажу, – согласился Майк, поднялся из кресла и, упершись в стол сжатыми кулаками, подался вперед, в упор глядя в глаза Лундквисту. – Отец уйдет через год, если не меньше, – я гарантирую, и я в лепешку расшибусь, чтобы он видел продолжателя своего дела только во мне. А когда я стану во главе корпорации, я сделаю все возможное, – четко сказал Майк, выделяя свои слова, – чтобы в ближайшие сто лет это оружие не появилось ни у одного государства в освоенном секторе галактики.

– Я не понимаю, – пробормотал Лундквист, нахмурившись, – ты работаешь на конкурентов? На кого? На другое государство?

– Глупости, – брезгливо сказал Майк. – Подумай, Томас. Ты же всегда был умен, даже слишком. Признаюсь, после своего возвращения я больше опасался именно тебя, а не отца. Ну? – Он выжидающе посмотрел на Лундквиста и, не дождавшись ответа, пожал плечами. – Впрочем, это подождет. Вернемся к вещам более практическим – ты нужен мне, и на один вопрос ты должен дать ответ немедленно: ты со мной?

Лундквист поднялся, положил кристалл в карман и хмуро посмотрел на него:

– Ты начал с крови, Майк, но даже если бы не было катастрофы «Монитора», я не предал бы Джеффа. Сейчас я еду в госпиталь Святого Патрика. У тебя есть полчаса времени. Хочешь – беги, хочешь – готовь алиби, но полчаса – это все, что я могу дать тебе. – Он резко повернулся и вышел из кабинета.

Майк тяжело посмотрел ему вслед. Лицо его исказилось, и он с маху ударил кулаком по столу.

Активировав систему подавления, он достал личный коммуникатор и набрал номер.

– Вы были правы, – сказал он, – мне не удалось. Он летит в госпиталь к отцу. – Выслушав собеседника, он поморщился. – Я не беспокоюсь, но Лундквист был мне нужен. Еще одно – у него кристалл с записью.

Отключившись, он поднялся из-за стола и подошел к окну. Ночной город лежал у ног, залитый бледным светом Селены.

Заснуть Макнамаре не удалось, и он просто лежал, гоня прочь тяжелые мысли, в ожидании рассвета. Сегодня Шейдеман обещал выпустить его из госпиталя, и он считал каждый час свалившегося на него безделья.

Он услышал, как кто-то вошел в палату и остановился возле кровати.

– Что еще? – пробормотал он, поворачивая голову.

Возле него стоял Майк, и даже при свете ночника Макнамара увидел, насколько он бледен и как жалко кривятся его губы. Возле двери застыл профессор Шейдеман.

– Что? – спросил Макнамара, холодея. – Марта?

– Нет… – голос изменил Майку, и он отрицательно покачал головой, – Томас…

Макнамара до боли сжал зубы, слушая сына. Голос его то накатывал штормовой волной, то переходил в далекий, едва слышный шепот, но все равно Макнамара слышал и понимал каждое слово:

– …с высоты двухсот ярдов… сбой в антигравитационном потоке, – потерянно говорил Майк, – он летел к тебе. Я не знаю, что он хотел сказать, но, видимо, что-то связанное с катастрофой «Монитора», – иначе он дождался бы утра. Он умер в приемном покое…