Подобно всем людям солнечной системы, Бигман обожал воду. Душ для него был наслаждением, которому он предавался обстоятельно и неторопливо. Лаки собрал все свои силы на время утреннего кошачьего концерта, который Бигман называл пением. Когда прозвучал сигнал интеркома, Бигман полностью погрузился в сомнительные фрагменты мелодии, звучащей пронзительно и фальшиво, а Лаки кончил одеваться. Лаки подошел к интеркому.
— Старр слушает.
— Старр!— на экране показалось вытянутое лицо командора Донахью. Его узкие губы были плотно сжаты, а весь облик выражал нескрываемую неприязнь.— Я кое-что слышал о стычке между вами и одним моим рабочим.
— Да?
— Я вижу, вы не сердитесь?
Лаки улыбнулся.
— Все в порядке.
— Вспомните, я предупреждал вас.
— Я не жалуюсь.
— Коли так, в интересах проекта я хочу знать, собираетесь ли вы подать рапорт об этом инциденте?
— Если это не будет иметь прямого отношения к проблеме, ради которой я прибыл, инцидент никогда не будет упомянут.
— Хорошо,— Донахью внезапно успокоился.— Если такова ваша позиция и на период нашей сегодняшней беседы, я буду очень рад. Наша беседа может быть кем-нибудь записана, и я предпочту...
— Не стоит об этом говорить, командор.
— Очень хорошо!— чувствовалось, что командор оттаял.— Увидимся через час.
Лаки смутно осознавал, что Бигман кончил принимать душ, и его пение стихло до гудения. Наконец прекратилось и гудение, наступила полная тишина. Лаки продолжал разговор:
— Да, командор, хорошо...— когда Бигман взорвался диким криком:
— Лаки!
В одно мгновение Лаки Старр вскочил на ноги и оказался перед дверью в смежную комнату. Но Бигман был здесь раньше, его глаза стали огромными от ужаса.
— Лаки! В-лягушка! Она мертва! Ее убили!
Пластиковый контейнер В-лягушки был разбит вдребезги. По полу растеклась уже подсыхающая лужица. В-лягушка, наполовину прикрытая венерианскими водорослями, была мертва. Теперь, когда ее защитный механизм не действовал, Лаки мог смотреть на нее без навязанного доброжелательства. Он с удивлением вспомнил чувство, внушаемое В-лягушкой всем, находившимся в сфере ее влияния. Лаки был раздражен тем, что позволил себя обмануть. Бигман, свежий после душа и одетый в одни шорты, сжимал кулаки.
— Это моя вина, Лаки. Полностью моя вина. Я так громко вопил в душе, что не слышал, как кто-то вошел.
Слово «вошел» было не совсем подходящим. Убийца не просто вошел, он прожег себе дорогу. Дверной замок был расплавлен. Очевидно, неизвестный использовал весьма мощный излучатель энергии.
Лаки вернулся к интеркому:
— Командор Донахью?
— Да. У вас что-то произошло? Что-нибудь серьезное?
— Увидимся через час.— Лаки отключился и вернулся к убитому горем Бигману. Мрачно глядя на В-лягушку, Лаки произнес:
— Это моя вина, Бигман. Дядя Гектор был абсолютно убежден в неосведомленности сирианитов относительно эмоциональных возможностей В-лягушки, и я поверил ему на слово. Будь я менее оптимистично настроен, ни ты, ни я ни на секунду не оставили бы без внимания это маленькое создание.
Лаки Старр и Бигман отправились на встречу с командором Донахью. За дверью их уже поджидал лейтенант Невски. Он вытянулся, откозырял и доверительно прошептал:
— Я рад, что вы вышли невредимыми после вчерашней стычки. Я не оставил бы вас, не получив прямой приказ.
— Забудь об этом, лейтенант,— ответил Лаки рассеянно. Его мысли были заняты воспоминанием о вчерашней ночи. Странная мысль, появившаяся на грани сознания, не давала Лаки покоя. Какое-то мгновение догадка была совсем близко, но опять исчезла, и постепенно он начал думать о другом. Они вошли в антигравитационный коридор и сразу почувствовали атмосферу «начала рабочего дня». Коридор был заполнен людьми, деловито летящими в обоих направлениях. На космических станциях и спутниках планет-гигантов не существовало привычной смены дня и ночи, но люди все же сохранили старое двадцатичетырехчасовое расписание. Человечество перенесло привычное вращение Земли на все основные миры. Юпитер Девять не оставался исключением: большинство его обитателей работало в «дневную смену»— с девяти до пяти часов Солнечного Стандартного Времени. Сейчас было около девяти, и в антигравитационном коридоре царила суета — все спешили на свои рабочие места. Ощущение утра было очень сильным. Казалось, стоит выйти на поверхность, и можно увидеть солнце, встающее на востоке, и росу на траве. В конференц-зале представителей Совета уже ждали двое. Во главе длинного стола сидел командор Донахью; на его лице было написано тщательно скрываемое напряжение. Командор поднялся и холодно представил второго.
— Джеймс Паннер, главный инженер и гражданский глава проекта.— Командор был явно не в восторге от своего коллеги. Паннер был коренастым смуглолицым человеком с глубоко посаженными глазами и бычьей шеей. На нем была темная рубашка с открытым воротом, без каких бы то ни было знаков различия.
Лейтенант отдал честь и удалился. Командор обождал, когда закроется дверь, и произнес:
— Теперь, когда мы остались вчетвером, перейдем к делу.