— Ты сам прекрасно знаешь. Еще в первый раз, как тебя увидел, я подумал, что твое лицо мне чем-то знакомо. Просто никак не мог сообразить, откуда. Теперь я готов кусать себе губы от злости. Какой еще земляшка смог попасть на Марс и в течение месяца стать не хуже любого фармбоя? И мне, дураку такому, потребовалось, чтобы ты послал меня в библиотеку Совета Науки, прежде чем я разобрался, что к чему.
— Прости, Бигман, но я все еще не понимаю, о чем ты говоришь?
— А мне сдается, что ты все прекрасно понимаешь, Дэвид Старр.
Последнюю фразу он прокричал, настолько он был доволен своим торжеством.
Голос Дэвида остался ровным.
— Тихо’—сказал он.
Бигман сник.
— Я часто видел тебя в видеоновостях. Но почему на твоих кистях ничего нет? Я слышал, что у всех членов Совета есть определенный знак.
— Где ты это слышал? И кто сказал тебе, что библиотека на углу Канальной и Фобос принадлежит Совету Науки?
Бигман покраснел.
— Не думай, что ты разговариваешь с необразованным фармбоем. Я жил в городе. Между прочим, у меня есть образование.
— Прости, я вовсе не имел это в виду Так ты поможешь мне?
— Не раньше, чем пойму, в чем дело с твоими кистями?
— Ну, это не трудно. Бесцветная татуировка, которая темнеет на воздухе, только если я захочу.
— Как это?
— Все зависит от эмоционального состояния... каждая человеческая эмоция сопровождается переменой гормональной схемы крови. Одна и только одна схема позволяет моей татуировке проявиться. Лично я знаю, какая эмоция необходима мне для этого.
Дэвид не предпринял никаких заметных усилий, никакого движения, но медленно на внутренней поверхности его правой кисти появилось и потемнело овальное пятно. Золотистые точки Ориона и Большой Медведицы заблестели на мгновение, а затем изображение быстро исчезло. Лицо Бигмана засияло, а руки его стали автоматически опускаться вниз, и он захлопал по сапогам Дэвид грубо поймал его за локти.
— Эй,— сказал Бигман.
— Без эмоций, пожалуйста. Так ты со мной?
— Ну, конечно. Я вернусь сегодня же ночью с тем, что тебе надо, а пока скажу, где нам лучше встретиться. Рядом со второй секцией есть местечко...
Он продолжал давать свои инструкции. Дэвид кивнул.
— Хорошо. Вот конверт.
Бигман взял его и засунул между верхом сапога и бедром. Он посмотрел на Дэвида и сказал:
— На внутренней стороне высоких сапог, мистер Сгарр, есть карман. Вы знаете об этом?
— Знаю. И перестань так со мной разговаривать, фармбой. Мое имя, между прочим, все еще Вильямс. И теперь я должен сказать тебе еще одно. Библиотекари Совета — единственные люди, которые могут вскрыть этот конверт безопасно. Если >это попытается сделать кто-нибудь другой, он может причинить себе большой вред.
Бигман гордо выпрямился.
— Никто не откроет этот конверт. Есть люди выше ростом, чем я, и покрепче. Может быть, ты думаешь, что я этого не знаю. Тем не менее, никто, ни один человек, не возьмет у меня этот конверт, предварительно не отправив меня на гот свет. Кроме того, я не собирался вскрывать его сам, если ты это имел в виду.
— Имел,— сказал Дэвид.— Но мне надо учитывать все возможности, и в последнем случае, честно говоря, у меня не было большой уверенности.
Бигман улыбнулся, в шутку сделал жест, будто бьет Дэвида кулаком в челюсть, и вышел. Бенсон вернулся около полудня. Вид у него был несчастный, пухлые щеки даже обвисли. Он сказал безжизненным тоном:
— Ну, как вы, Вильямс?
Дэвид мыл руки, окуная их в специальный раствор детергента, которым повсеместно пользовались на Марсе для этой цели. Он поднес их к потоку горячего воздуха, чтобы они высохли, в то время как использованная вода ушла обратно в цистерны, где она будет очищенд и вновь подана в центральный автоклав. Вода дорого стоила на Марсе, и ее экономили, где только, это было возможно. Дэвид посмотрел на Бенсона.
— Вы очень устало выглядите.
Бенсон аккуратно закрыл за собой дверь. Потом, видимо, не выдержав, сказал:
— Шесть человек умерли вчера от отравления. Это пока что самое большое количество за один день. Положение все ухудшается и, кажется, мы ничего не можем с этим поделать.
Он мрачно посмотрел на длинный ряд клеток с животными.
— Все живы, насколько я понимаю.
— Все живы,— ответил Дэвид.
— Ну, и что я могу сделать? Каждый день Макман спрашивает, открыл ли я что-нибудь, или нет. Он наверное считает, что я достаю свои открытия по утрам из-под подушки. Сегодня я был в зернохранилищах, Вильямс. Это океаны пшеницы, тысячи и тысячи тонн, приготовленных к отправке на Землю. Я брал образцы из различных уголков, в том числе из двадцатифутовой глубины. Но что толку? При существующем положении вещей разумно предположить, что заражено примерно одно зерно из миллиарда!
Он толкнул ногой чемоданчик, который принес с собой.
— Вы думаете, из пятидесяти тысяч зерен, которые я взял на пробу, хоть одно окажется отравленным? Шансов практически нет.
Дэвид посмотрел на него.
— Мистер Бенсон, вы сказали мне, что никто не отравлялся здесь на ферме, несмотря на то, что в основном здесь употребляют в пищу чисто марсианские продукты.
— Насколько мне известно, это так.
— А как насчет всего Марса в целом?