И вздохнул с облегчением, увидя, что отец уже вышел на палубу. Осторожно покрутил головой и убедился, что все не так страшно. Сейчас примет хороший душ, а потом отмокнет в бассейне, и полный порядок. Сняв пижаму, осмотрел покрасневшие плечи, они уже почти не болели, только иногда пощипывало, и тогда приходилось осторожно чесаться. В иллюминаторе сияло солнце. «Сегодня весь день просижу в бассейне», — думал Фелипе, потягиваясь. Язык во рту мешал, точно тряпка. «Здоров мужик, этот Боб, и ром у него на славу», — подумал он, по-мужски довольный, что совершил поступок, преступил запрет. Он вдруг вспомнил Рауля, поискал трубку и коробку с табаком. А кто же привел его в каюту, кто уложил? Вспомнилась каюта Рауля и как его рвало в ванной, а Рауль был там и все слышал. От стыда закрыл глаза. Наверное, Рауль привел его в каюту, а что же подумали старики и Беба, когда увидели его в таком жалком состоянии? Вспомнилась рука, смазывающая ему плечи чем-то успокаивающим, что-то говорили, старик ругался. Мазь Рауля, Рауль что-то говорил про мазь или дал мазь, да какая разница, он вдруг почувствовал, что голоден, наверное, все уже напились кофе с молоком, должно быть, очень поздно. Нет, всего половина десятого. Где же трубка?
Попробовал сделать несколько шагов. Полный порядок. Трубка нашлась в ящике комода среди носовых платков, а коробка с табаком — среди чулок. Красивая трубка и форма такая английская. Он сунул трубку в рот и подошел к зеркалу посмотреться, но вид был странный — такая пижонистая трубка, а сам до пояса голый. Курить не хотелось, во рту еще держался вкус рома и табака Боба. Потрясно поговорили с Бобом, вот мужик так мужик.
Он влез под душ, сперва пустил чуть ли не кипяток, потом совсем холодную. «Малькольм» немного покачивало, и забавно было удерживать равновесие, не цепляясь за хромированные поручни. Он медленно намылился, глядясь в большое зеркало, почти во всю переборку ванной комнаты. Девка из подпольного борделя сказала ему: «У тебя, милок, красивое тело», и он тогда рассердился. Конечно, у него потрясное тело, спина треугольником, как у киношных парней и у боксеров, ноги стройные, а как звезданет по мячу — так через половину поля. Он закрыл кран и снова оглядел себя в зеркале: мокрое тело блестит, волосы упали на лоб; он откинул их назад, сделал равнодушное лицо, посмотрел на себя в полуоборот, в профиль. Мышцы брюшного пресса отчетливо выделялись; Ордоньес говорил, что атлеты любят показывать именно эти мышцы. Он напряг мускулы, стараясь, чтобы как можно более отчетливо выразились все узлы и выпуклости, поднял руки кверху, как Чарльз Атлас, и подумал: вот бы здорово сняться так. Только кто его будет снимать в таком виде, хотя ему показывали такие снимки, что просто не поверишь, например, один тип сам снимал себя, когда был с девчонкой, в разных позах, и на снимках видна была резинка, которую этот тип привязал себе к ноге, чтобы дернуть ее и сделать снимок в самый интересный момент, и все было видно, ну все до капельки. Вообще, женщина с раздвинутыми ногами выглядит противнее, чем мужчина, особенно на снимке, потому что живьем, как в тот раз, в притоне, она все время двигается, и ты занят делом, а когда вот так, просто смотришь на фотографию… Он положил руки на живот, интересное дело, даже думать об этом неохота. Обернул полотенце вокруг пояса и, насвистывая, стал причесываться. Голову он вымыл с мылом, и мокрые, мягкие волосы никак не хотели укладываться в кок. Он бился, пока не получилось, как он хотел. Потом сбросил полотенце и стал делать наклоны, время от времени поглядывая в зеркало, не рассыпался ли кок. Он стоял спиною к двери, которую оставил открытой, и вдруг услышал, как взвизгнула Беба. И увидел в зеркале ее лицо.
— Бесстыдник, — сказала Беба, уходя из поля зрения. — Прилично разве ходить голышом при открытой двери?
— Ха, подумаешь, мой голый зад увидела, не помрешь, — сказал Фелипе. — Даром что ли мы брат и сестра.
— Все расскажу папе. Думаешь, тебе все еще восемь лет?
Фелипе накинул купальный халат и вышел из ванной. Глядя на Бебу, сидящую на краю койки, стал набивать трубку.
— Вижу, тебе получшало, — сказала Беба неприязненно.
— А, ерунда. Перегрелся на солнце.
— Солнце не пахнет.
— Хватит, не доставай меня. Заткнись…
Он закашлялся, задохнувшись от первой затяжки. Беба, довольная, смотрела на него.
— Думает, умеет курить, как взрослый, — сказала она. — Кто подарил тебе трубку?
— Сама знаешь, глупая.
— Муж рыженькой, так ведь? Везет некоторым. Клеишься к жене, а муж дарит тебе трубку.
— Засунь свое мнение себе в задницу.
Беба не отрывала от брата глаз и, похоже, оценила, что тот постепенно справился с трубкой и задымил по-настоящему.
— Забавно, — сказала она. — Мама вчера так разозлилась на эту Паулу. Не гляди на меня так: разозлюсь. И знаешь, что сказала? Поклянись, что не рассердишься.
— Не буду я клясться.
— Тогда не скажу. Она сказала… «Эта