«Ну уж нет, — подумал он мстительно. — Наверняка первый раз в жизни его так отбрили». Будет знать, как приставать к мужчинам, педик несчастный. А ведь он, подумать только, считал его единственным другом, на которого можно положиться на этом пароходе, где нет ни женщин, чтобы поразвлечься, ни забав, и даже ровесников нет, с кем бы погулять на палубе. Теперь-то он ученый, и лучше, наверное, вообще не выходить из каюты, совсем… Второй неожиданностью — если первое на самом деле оказалось для него неожиданностью — было то, что все время вспоминалась Паула. Но Паула-то при чем тут? Он перебрал два или три внезапно возникших предположения, одинаково скороспелых и негодных, и снова с беспокойством подумал — именно в таких случаях он переживал вспышки удовлетворения, свой звездный миг, грудь распирало от воздуха и дыма сигарет, потому что трубка валялась у двери и прямо над ней, на стене, сияла отметина от удара, — снова с беспокойством подумал, почему именно он, а не кто-то другой, почему Рауль сразу же, едва сели на пароход, отыскал его, вместо того чтобы ухлестывать за кем-нибудь другим. Он не желал замечать, что другого просто-напросто не было, что выбор был ограниченным и потому роковым; Рауль выбрал его, — и он с силой швырнул трубку о стену, но в то же время, словно смакуя некую необычайную привилегию, прикрыл глаза и с удовольствием, глубоко, втянул в себя воздух. Ох, он заплатит ему, будьте уверены, заплатит за все, до капли, чтобы знал и впредь не ошибался. «Но я же не давал ему повода, черт возьми, — подумал он, выпрямляясь. — Я же не Виана и не Фрейлих, чтоб ему…» Он намерен был во что бы то ни стало и без устали доказывать ему, что он — настоящий мужчина, как бы он ни выставлялся, как бы ни выпендривался со своей рыжей телкой. Слишком он напозволял ему, а тот и рад стараться — и советы дает, и на помощь спешит. Он много позволил, а тот спутал одно с другим. Он вздрогнул, услыхав шум у двери. Фу ты, какой нервный стал. Вот еще… Он искоса глянул на Бебу: та нюхала воздух каюты и морщила нос.
— Все куришь — докуришься, — сказала Беба-паинька. — Скажу маме, чтобы спрятала от тебя сигареты.
— Катись в жопу и сиди там, — ответил Фелипе почти любезно.
— Разве не слышал, что звали к ужину? По милости барчука я должна выходить из-за стола и бегать туда-сюда по лестнице за малышом.
— А ты бы хотела, чтобы бегали за тобой.
— Папа велел тебе идти ужинать.
— Скажи, что у меня болит голова. Приду позже, на вечер.
— Голова? — сказала Беба. — Не мог выдумать что-нибудь получше.
— Что ты хочешь сказать? — спросил Фелипе, вскакивая. И опять почувствовал, как засосало под ложечкой. Он услышал, как хлопнула дверь, сел на край кровати. В столовой ему придется пройти мимо столика номер два, поздороваться с Паулой, с Лопесом и с Раулем. Он начал медленно одеваться, надел синюю рубашку, серые брюки. Когда зажег верхний свет, увидел на полу трубку и подобрал. Так ни разу и не выкурил. Подумал, что, наверное, лучше всего отдать ее Пауле вместе с табаком, а уж она пусть… А в столовой он должен будет пройти мимо столика и поздороваться. А если взять трубку и, проходя мимо, положить на стол, ни слова не говоря? Ну и дурак, так разнервничался. А если носить в кармане и при случае, на палубе, когда тот выйдет подышать свежим воздухом, подойти и просто сказать: «Это — ваше», что-нибудь в таком духе. И тогда Рауль, наверное, посмотрит на него так, как смотрел тогда, или так же, как тогда, тихо улыбнется. Нет, может, не улыбнется, а попытается взять его за руку, и вот тогда-то… Он медленно причесался, оглядев себя в зеркале со всех сторон. Нет, он не пойдет ужинать, не доставит тому удовольствия видеть, как он покраснеет, проходя мимо их столика. «Если бы я не краснел», — подумал он, злясь, но с этим он ничего не мог поделать. Лучше сидеть на палубе или в баре и пить пиво. Он вспомнил дверь в переходе, за которой начинался трап, и Боба.
Донья Росита с доньей Пепой устроились в первом ряду и приготовились смотреть и слушать; к ним присоединилась и сеньора Трехо, разгоряченная бурной артистической деятельностью дочери. За ними из столовой потянулись остальные. Хорхе, очень торжественный, уселся между матерью и Персио, а Рауль, похоже, не собирался садиться и стоял, прислонясь к стойке, и ждал, когда все рассядутся. Кресло дона Гало поместили на председательское место, и шофер поспешил затеряться в последнем ряду, где сидел и Медрано, куривший сигарету за сигаретой и, судя по виду, не испытывавший особой радости. Мохнатый еще раз поинтересовался, куда же делся его напарник-акробат, и, доверив донье Росите подержать свою маску, отправился посмотреть, что с Фелипе. Паула, приладив маску, отдаленно напоминавшую полинезийскую, развлекала Лопеса, подражая голосу сеньоры Трехо.