— Я согласен с вами обоими, — сказал Медрано. — Возможно, у них кто-нибудь и болен, однако это не объясняет поведения капитана (если только он и на самом деле не один из заболевших) и офицеров. Я бы сказал, что с того момента, как мы поднялись на борт, они не перестают думать, что с нами делать, и все время только об этом и спорят. Будь они с нами полюбезнее с самого начала, может, мы бы ничего и не заподозрили.
— Да, но затронуто чувство собственного достоинства, — сказал Лопес. — Нас задевает недостаточно любезное обращение, и, возможно, мы преувеличиваем. Но не хочу скрывать: кроме того, что мне лично не по душе сама обстановка, в этих запертых дверях есть что-то, что выводит из себя и не дает покоя. Как будто это не круиз, а что-то совсем другое.
Лусио, все больше удивлявшийся их рассуждениям, с которыми он был согласен лишь в самой малой степени, утвердительно кивнул. Уж коли они взялись за это всерьез, наверняка все погорит. Приятное плавание, в конце концов, какого черта… Чего они так распетушились? Дверью больше, дверью меньше… Когда соорудят на палубе бассейн и устроят разные игры и развлечения, на черта нужна будет корма? На некоторых пароходах вообще нельзя выйти на корму или на нос, и пассажиры из-за этого не психуют.
— Если бы мы наверняка знали, что тут есть тайна, — сказал Лопес, присаживаясь на край постели Рауля, — но, возможно, дело всего лишь в узколобом упрямстве и неотесанности, а то и просто капитан рассматривает нас как некий груз, размещенный в определенном отсеке судна. И тем не менее в голову лезут мысли, какие, должно быть, приходят и вам.
— И если мы придем к выводу, что речь идет именно об этом, — сказал Рауль, — то что нам следует делать?
— Пробиваться на корму, — твердо сказал Медрано.
— Так. Ну вот, у нас есть мнение, которое я тоже поддерживаю. Я вижу, что Лопес — тоже и что вы…
— Я тоже, конечно, — поспешно сказал Лусио. — Но сперва надо убедиться, что нас не держат тут просто из прихоти.
— Лучший способ — настаивать на телеграмме в Буэнос-Айрес. Объяснение офицера показалось мне совершенно нелепым, потому что радио и телеграфная связь на любом судне именно для того и существуют. Будем настаивать, а по результату сделаем вывод об истинных намерениях… липидов.
Лопес с Медрано захохотали.
— Давайте уточним терминологию, — сказал Медрано. — Хорхе называет липидами матросов с кормы. Офицеры же, как я понял из разговора за столом, — глициды. И нам, сеньоры, придется столкнуться именно с глицидами.
— Смерть глицидам, — сказал Лопес. — А я как раз все утро разговаривал о пиратских романах… Но предположим, что они откажутся передать наше послание в Буэнос-Айрес, а это — почти наверняка, коль скоро они играют в грязные игры и боятся, что мы им сорвем дело. Я не вижу, каков в этом случае наш следующий шаг.
— А я вижу, — сказал Медрано. — И вижу достаточно четко, че. Придется выбить какую-нибудь дверь внизу и пройти на ту сторону.
— А если дело обернется скверно… — сказал Лусио. — Вы же знаете, на судне совсем другие законы, совсем…
другая дисциплина. Я ничего в этом не понимаю, но мне кажется, нельзя выходить за рамки, не подумавши хорошенько.
— Что значит «выходить за рамки», по-моему, у нас есть достаточно красноречивые свидетельства того, как поступают с нами глициды, — сказал Рауль. — А если завтра капитану Смиту придет в голову (и тут же на ум пришла сложная игра слов с участием принцессы Покахонтас[41]
, что придало ему куражу), будто мы должны вообще не выходить из своих кают, он что — тоже будет почти прав?— Это логика Спартака, — сказал Лопес. — Дай им палец, они тебе всю руку отхватят; так бы сказал наш друг Пресутти, о чьем весьма ощутимом в этой ситуации отсутствии я сожалею.
— Я хотел его позвать, — сказал Рауль, — но, по правде говоря, он немного грубоват, и я передумал. Мы можем потом изложить ему выводы, к которым придем, и вовлечь его в нашу освободительную борьбу. Он парень славный, а глициды с липидами ему — как нож острый.
— Итак, — сказал Медрано, — насколько я понимаю, primo: все мы в общем согласны с тем, что выдумка с тифом — неубедительна, и что segundo: нам следует настаивать на том, чтобы все заградительные препоны пали и нам позволили осмотреть на судне все, что захочется.
— Так точно. Методы: телеграмма в столицу. Возможный результат: отрицательный. Следующее действие: дверь внизу.
— Все выглядит слишком легко, — сказал Лопес. — За исключением двери. Затея с дверью им может не понравиться.
— Конечно, не понравится, — сказал Лусио. — Они могут отвезти нас обратно в Буэнос-Айрес, а это уже, по-моему, издевательство.
— Согласен, — сказал Медрано, смотревший на Лусио с несколько раздражавшей симпатией. — Согласен, что снова оказаться на углу улицы Перу и Авениды послезавтра утром было бы, пожалуй, смешно. Но, дружище, заметьте: на Перу и Авениде нет задраенных дверей.
Рауль провел рукой по лбу, словно отгоняя беспокоившую его мысль, но все молчали, и ему не оставалось ничего другого, как заговорить.