Счастливчики

– Брось. Она вмешалась только потому, что я ее заставил, – протестую я. – Странно, что она вообще соизволила время потратить…

Конор обжигает меня сердитым взглядом.

– Я в курсе, что вы с ней на ножах, но хоть раз оставь ее в покое, ладно?

– Да пожалуйста, – отворачиваюсь от него и продолжаю собирать свой хлам, как послушный мальчик.

Когда мы покидаем комнату, Конор пытается убедить меня, что у нас с Мэй все будет хорошо, но я знаю, что этого не произойдет. Никогда.

Глава 9 Мэй

Две ночи после прослушивания Люси меня преследуют ночные кошмары. Те кошмары, которые выписанные прошлой осенью таблетки по идее должны гасить. Я уверена, что причина тому – толстый конверт, что ждал меня в почтовом ящике, когда я вернулась домой в понедельник вечером, и который я сунула рядом с последним в недра шкафа. Никогда не получала два письма подряд. Обычно между ними проходят недели, и у меня остается достаточно времени, чтобы расслабиться.

Давно у меня не случалось таких снов, когда я просыпаюсь, дрожа, тяжело дыша, вся в поту, на грани крика, а лицо Дэвида все еще висит перед глазами.

Сразу после стрельбы они были у меня каждую ночь – сны о том, как я прячусь в ту кладовку, о звуках, которые доносятся из соседней комнаты, о том, что Джордан все еще там; у меня сводило руки, которыми я обхватывала ноги, горло саднило от крика, а потом раздавался грохот, и я резко садилась на кровати.

Обе ночи я просыпаюсь в замешательстве, дезориентированная, с полной кашей в голове, вся в поту, руки болят. Единственный способ вернуться к реальности – с помощью техник заземления, которым Макмиллен научила меня летом, когда я перечисляю все, что вижу, трогаю, обоняю, чувствую, слышу, и, наконец, мой мозг возвращается из кладовки в настоящий момент.

Мама, конечно, ничего не замечает. В первое утро она ушла еще до того, как я спустилась вниз, а на второе еще здесь, но держится совершенно формально. Именно так моя семья всегда общалась – с помощью еженедельных расписаний. Это имело смысл: когда Джордан был рядом, родителям приходилось совмещать работу и его мероприятия, оговаривать детали того, кто его везет, куда, когда. Пока мы с братом еще не перегрызлись, Джордан шутил, что без всех его внеклассных занятий наши родители не будут знать, куда себя деть, и я отвечала: «А еще они не будут знать, о чем поговорить со мной». Тогда это казалось забавным, но вот теперь мне совсем не смешно. Теперь, в тех редких случаях, когда мы с родителями сталкиваемся друг с другом, с их стороны всегда возникает короткий момент растерянности, мол, стоп, а что это за странная девушка в нашем доме? И только потом они вспоминают, кто я и что я до сих пор существую.

На деле оказалось, что, когда их расписание освободилось, работа легко заняла все место, почти как если бы Джордана вовсе не было.

Этим утром, после того как мама уходит, оставив за собой шлейф несвежих духов, я падаю на стул за кухонным столом и насыпаю себе миску хлопьев. Ем, но на вкус они как картон. Раньше я любила хлопья, и Джордан тоже, а теперь я ими давлюсь.

Отодвигаю миску и на секунду кладу голову на стол, размышляя, насколько было бы плохо прогулять школу. Я уже пару дней не совершала вылазок с баллончиком, с тех пор как Люси ушла в дурацкую отставку, и у меня руки чешутся слегка освежить дом Мишель Теллер.

Два дня в школе, а я уже от нее устала. Этот год безбожно затянется.

По дороге домой после прослушивания Люси сообщила мне, что разговаривала с другом Зака, Конором, вокалистом, и он от нее в восторге. Ничего удивительного. Они были бы идиотами, если б не выбрали Люси, ведь она (а, глупая причина) невероятно горячая и, хотя они с Конором не флиртовали, вряд ли он слепой, и (б, реальная причина) самая крутая барабанщица после смерти Джона Бонэма[2] (богом клянусь). Я рада за нее, даже если не могу нормально это показать. А еще – и это совсем не важно, ведь меня не интересуют парни или знакомства, ни сейчас, ни когда-либо вообще, – тот парень, Зак, вполне себе ничего.

Вблизи он оказался даже еще лучше. Сидел там со мной, когда я распсиховалась по самому идиотскому поводу… Я почти что почувствовала себя в безопасности.

Я так долго не чувствовала себя в безопасности.

У нас сегодня театральное, поэтому, вместо того чтобы позволить голове еще глубже уйти в стол, я встаю и тащу себя прочь из дома.

Прихожу в школу, там все по-прежнему, разве что фотография Джордана у входа больше так не пугает. Воспоминание о мемориале уже есть в моем мозгу, словно размытый негатив снимка.

Заставляю себя пройти мимо семи фотографий с улыбающимися лицами: напоминания о том, что мы все еще здесь, а они – нет.

Что я все еще здесь, а брат – нет.