Пока иду по коридору, мое сердце колотится тысячу ударов в минуту. В какой-то момент я подумываю позвонить в офис доктора Макмиллен, спросить, не может ли она принять меня после школы, но напоминаю себе, как бессмысленны эти встречи, и как явно они не помогают, и как Роуз-Брэйди гонит меня на них, словно я ребенок. В животе кипит обида. Никто не верит, что я могу справиться с чем-либо самостоятельно. Тяжело сглатываю. Они не правы. Я сжимаю кулаки и иду к шкафчику, опустив голову и вытаскивая телефон из сумки.
Люси строчит мне все утро, ее официально взяли в группу. Их первое выступление состоится в следующую пятницу – наверное, поэтому они так спешно искали барабанщика. «Мэй, я знаю, что это будет тяжело, но, если ты не придешь, я надеру тебе задницу». Не особо убедительное заявление, учитывая, что за последние несколько дней Люси стала мне матерью Терезой. Не сбавляя шага, пишу, что подумаю.
Может быть.
Вероятно, нет.
Не знаю.
Я едва могу сосредоточиться на чем-либо, кроме оглушительного стука сердца в ушах. Уже почти дохожу до своего шкафчика, как меня толкают сзади.
Разворачиваюсь, сердце колотится, даже еще быстрее, чем прежде, – ну почему люди не понимают, что должны держаться от меня подальше! – и оказываюсь лицом к лицу с Ли Бразерсом, парнем, который был руководителем вокального ансамбля в нашей прежней школе. Он протягивает руку, чтобы помочь мне выровняться.
– Ого, Мэй. Ты в порядке? Так понимаю, ты вернулась. – Ли поправляет очки на носу и выдавливает улыбку. – Я слышал от Майлза. – Смотрит куда угодно, только не мне в глаза – на коридор, на плакаты на стене рядом с нами. Раньше мы были друзьями. Ходили на одни и те же вечеринки. Теперь Ли даже не может смотреть на меня.
– Ага. – Вонзаю ногти в ладони, пытаюсь взять себя в руки и делать глубокие вдохи, как всегда советует Макмиллен, стараюсь угомонить гребаный грохот моего сердца, – но ничего не помогает, так что вместо этого я расплываюсь в широченной неприятной улыбке. Прячу свой страх. Притворяюсь, что все в порядке. – Верну-улась. Вот мне повезло, а? – мой голос скрежещет, как гвозди по доске, высокий, пронзительный и грубый.
– Да, – Ли слабо улыбается. Явно не уверен, серьезно ли я; у него дергается губа, как всегда на собраниях, когда он нервничал. Ага, я присутствовала на собраниях, потому что была секретарем. Думала, вдруг родителей впечатлит, что я не только пою, но и занимаю официальную должность. Но, конечно, они едва заметили.
– Что ж… э-э… рад с тобой повидаться. – Он собирается уйти, но затем останавливается и касается моей руки, его голос звучит искренне. – Кстати, я надеюсь, ты видела мемориал? Мы изрядно поработали со студенческими комитетами и администрациями всех местных школ, чтобы все устроить…
Я холодею. А все же было так хорошо.
– Да, – мой голос плоский, как блин. – Видела.
– Я так рад. Когда нас всех сюда перевели, мне и другим членам хора и группы пришла в голову идея. Мы все по ним скучаем. – Он прочищает горло. – Уверен, ты и так знаешь, но раньше… до всего этого… мы с Джорданом были хорошими друзьями. Он хотел сыграть на гитаре для одного из вокальных ансамблей, и мы как раз начали все обговаривать. Я очень по нему скучаю… – Ли замолкает.
Я смотрю на объявление о весеннем празднике, прикрепленное к стене за его головой. Повисает молчание, которое, я уверена, некоторые люди назвали бы неловким, но меня не волнует этот разговор, чтобы чувствовать хоть какую-то неловкость. Ли едва знал Джордана, кроме как через меня. О какой дружбе он говорит?
– Ну так вот, – продолжает Ли. – Насчет мемориала – мы подумали, что не должны о них забывать, понимаешь? Важно их помнить… Знаешь, в тот день, когда это случилось, я был в столовой. Мы все так испугались…
Он продолжает говорить, но его голос сливается для меня в единый гул.
– Мэй, ты в порядке? Ты немного бледная… – Он тянется ко мне, но я бью его по руке.
– НЕТ! – получается намного громче, чем я хотела, и проходящие мимо нас ребята это замечают. Все пялятся. Я чокнутая, я чокнутая, я чокнутая. Мысленно даю себе по лицу – а ну живо уймись, дыши ровно.
– Прости. – Цепляю очередную фальшивую улыбку, отклеиваюсь от стены. – Извини, просто устала. Не привыкла вставать так рано.
Ли кивает, мол, конечно, Мэй, но закрывает тему, потому что кто захочет обсуждать предмет с явно эмоционально нестабильным человеком? Не большинство людей и определенно не Ли Бразерс, мастер приличий.
– В любом случае рад тебя видеть, Мэй. – Он пятится, будто хочет сбежать от меня побыстрее. – Мне пора… Рад тебя видеть. – Ли повторяется, но какая разница.
Я машу.
Ему вслед.
Четвертый урок, театральное, и волосы мисс Ковальски развеваются, будто их закручивает невидимым торнадо. Следует отдать ей должное: она действительно не парится. Это достойно уважения.
Сегодня она начинает занятия поздно, потому что ее задержала пара одержимых театралов – странно оживленный разговор, полный драматических жестов и притворных обмороков.