Счастливчики

Эллисон не могла не задаться вопросом, как семья Антонио могла заплатить за такое место, как «Фэрвуд». Из личного опыта она знала, что богатые дети не попадают в приемные семьи. По крайней мере, ни один из детей, которых она когда-либо встречала не был из состоятельных семей. Если у ребенка были деньги, всегда находился родственник, желающий его принять. Неужели тот же человек, который заплатил за дом Кендры, заплатил за пребывание Антонио здесь? Был ли это доктор Капелло? Эллисон не хотелось так думать, но она не могла отрицать, что это был самый вероятный ответ.

Майкл провел ее через еще одну двойную дверь в более узкий коридор и еще одно крыло.

— Здесь тихо, — сказала она, оглядываясь. Тишина была гораздо более жуткой, чем звуки в других палатах.

— Это изолированные палаты, — тихо сказал он.

— Изолированные? Как рекреация?

— Нет, здесь в основном пациенты с СВС.

— СВС?

— Стойкое вегетативное состояние. СВС звучит приятнее, чем называть их овощами. Изолированные тоже звучит не очень, а доктора называют их пациентами со срывом.

— Значит, Антонио считают таким?

— Да, а вы не знали? Вы ведь его сестра, верно?

— Приемная сестра. Я не видела его много лет. — Она надеялась, что Майкл не умеет распознавать ложь. — Так, Антонио пациент с СВС?

— Тони? Нет. Он здесь, потому что в детском возрасте, когда ему делали операцию на мозге, что-то пошло не так. Док либо вырезал слишком много, либо недостаточно. Его разум часто блуждает, и у него теперь проблемы с контролем импульсов, поэтому мы должны держать его в основном под седацией и привязанным. Он славный парень, правда. Не может себя сдерживать. Старайся держаться от него подальше, ради своего же блага.

— Хорошо, — сказала она. — Спасибо.

Он указал на дверь из темного дерева, похожую на коридор. Майкл постучал и, не получив ответа, отсканировал ключ-карту на панели, открыл дверь и вошел. Эллисон заглянула внутрь и увидела Антонио, лежащего на боку на больничной койке. В комнате не было ни безделушек, ни цветов, ничего личного. На Антонио были серые спортивные штаны, белые носки и что-то похожее на матерчатые кандалы на лодыжках.

— Похоже на тюремную камеру, — прошептала она Майклу.

— Его комната и питание оплачены. Денег на отделку не осталось, — сказал он. — Можете войти. Он проснулся.

— Вы уверены, что все в порядке?

— Тони хороший, — сказал он. — Просто помните, что я сказал.

— Держаться немного на расстоянии.

— Совершенно верно. Звонок у двери, когда соберетесь уходить. Я бы сказал, не больше пятнадцати минут. В любом случае, он не сможет бодрствовать так долго.

— Есть еще что-нибудь, что мне нужно знать о нем? — спросила она. — До сегодняшнего дня я не знала, что он здесь. Я бы не хотела расстраивать его или ранить его чувства.

Майкл одарил ее доброй, но почти покровительственной улыбкой.

— Он говорит все, что у него на уме. Не принимайте это на свой счет. Но что касается того, чтобы задеть его чувства, он застрял здесь большую часть своей жизни, — сказал он. — И он, вероятно, умрет здесь. Вы не можете причинить ему больше боли, чем жизнь.

Майкл придержал для нее дверь, и Эллисон вошла внутрь.

Нервничая, она обошла больничную койку и остановилась в трех футах, где лицом к открытому окну лежал Антонио.

— Антонио? — мягко спросила она. — Тони?

Он выглядел совершенно нормально, на вид ему было чуть больше двадцати пяти лет. Немного бледный от жизни, проведенной в основном в закрытом помещении, с взъерошенными волосами, но в остальном обычный с виду парень. Он медленно моргнул своими темными глазами, словно пытаясь заставить себя сосредоточиться. Его взгляд блуждал по комнате, метался туда-сюда, в тени и углы, пока наконец не остановился на ней.

— Привет, Тони, — повторила Эллисон.

Он улыбнулся ей, чего она совсем не ожидала.

— Ты горячая штучка, — сказал он.

Она несколько раз моргнула, услышав эти слова. Что ж, Майкл ее предупреждал.

— Спасибо, — сказала она.

— Или, может, нет, — сказал он. — Я не часто вижу здесь девушек. Бар довольно далеко. Я в отчаянии.

— Я бы тоже была, будь я на твоем месте, — сказала она. Это вызвало у него улыбку. — Меня зовут Эллисон. Раньше я жила с доктором Капелло и его детьми. Как и ты. Я узнала, что ты в больнице. И подумала, что могу приехать и встретиться с тобой.

— Я здесь уже давно, — сказал он. Его голос был таким же нормальным, как и внешность. Казалось, что нет никакой необходимости держать его прикованным к кровати и под успокоительными, однако было совершенно ясно, что что-то сдерживало его разум и тело, и у него были такие же тканевые кандалы на запястьях, как и на лодыжках.

— Да, я слышала, что ты здесь уже пятнадцать лет. Я бы приехала раньше, если бы знала.

— Лгунья, — сказал он.

Она не стала спорить.

— Да, возможно.

— Почему ты здесь? Можешь трахнуть меня, если хочешь.

— Я здесь не поэтому.

— Дерьмо.

Эллисон рассмеялась.

— Ты пришла посмотреть на больного? — спросил он.

— Нет, не поэтому.