Счастливчики (ЛП)

Как только доктор Капелло оказался в ее объятиях, она тут же пожалела о том, что так сильно его обняла. Его плечи были худыми и костлявыми, острыми, как столовые приборы из нержавеющей стали, завернутые в бумажную салфетку. От него пахло больницей, чистящими средствами и лекарствами. Она начала отпускать его, и он прошептал:

— Еще нет, куколка. Я так долго этого ждал. — И она прижалась к нему, ради них обоих, потому что она тоже очень долго этого ждала.

— Скучала по тебе, — прошептала Эллисон.

— Скучал по тебе еще больше, — сказал он.

Она высвободилась из его объятий, чтобы взглянуть на него, на этого человека, который должен был стать ее отцом, если бы мир был таким, каким его желал видеть ребенок, а не мир глазами взрослых с их правилами и прихотями. Он выглядел почти таким же, каким она его помнила, только в его худшей версии. Волосы, которые Эллисон помнила каштановыми с проседью, теперь были седыми с каштановыми прожилками. Его загорелая кожа приобрела желтоватый оттенок, а коричневая борода стала белой, как снег. Только глаза остались нетронутыми временем. Яркие карие глаза, полные озорства и радости, точно такие, какими она их помнила.

— Так хорошо, что ты снова дома, — сказал он.

Он погладил ее по лицу, и она улыбнулась, счастливая, как ребенок.

Как она любила этого милого старика… как она скучала по нему. Она скучала его усам у себя на щеке. Она скучала по тому, как он гладил ее по спине, когда обнимал, сильно и нежно. Она не могла припомнить ни одного момента, когда он выходил из себя или повышал голос в гневе. Если он кричал, то только: «Будьте осторожны, дети! Смотрите друг за другом!», когда они бежали из дома к воде. И они были осторожны, потому что любили его и никогда не хотели причинить ему боль. О, Дикон говорил с набитым ртом. Роланд забыл свою домашнюю работу. Тора устраивала беспорядки. Эллисон терпеть не могла принимать ванну и плакала, когда кто-нибудь бросал на нее сердитый взгляд. Несмотря на все это, они были счастливой семьей, хотя и немного несоответствующей, и разношерстной, и все благодаря этому прекрасному мужчине, который дарил лучшие объятия в мире.

— Посмотри на себя, — сказал он, качая головой и улыбаясь. — Ты была милым ребенком, но теперь ты просто потрясающая.

— Прекрати. Ты говоришь это, как папа.

— Клянусь, видя, как ты спускаешься по этим ступенькам, дает мне надежду на лишние шесть месяцев жизни.

— Тогда я вернусь наверх и спущусь еще раз, — сказала она.

— Хотел бы я, чтобы это сработало, — сказал он.

— Удивлен?

— Тебе повезло, что у меня не случился сердечный приступ, когда мой старший рассказал мне, что ты здесь, — сказал он, качая головой. — Никогда. Мне и не снилось… Надеялся, да, но никогда не мечтал.

— Я мечтала, — сказала она. — Но никогда не надеялась.

Он снова поцеловал ее в щечку.

— Ты надолго? — спросил он.

— Сегодня мне надо ехать, — сказала она. — Но торопиться некуда.

Ему, похоже, не понравился ее ответ, но и спорить с ней он не стал.

— Уже плавала? — спросил он.

— Плавала? Вода ледяная.

— Раньше вас было не остановить.

— Мы плавали летом. Стоит ли мне напомнить тебе, что сегодня первое октября?

— Хм… а как насчет того, чтобы побродить? — спросил он. — Ты пойдешь со мной?

— Ты вернулся из больницы всего две секунды назад, — сказала она, глядя через его плечо на Роланда, который выходил из кухни. Роланд стоял в дверном проеме, тихо улыбаясь им обоим. Это была их первая встреча с прошлой ночи. На нем была та же одежда, что и вчера, за исключением того, что он сменил желто-черную фланелевую рубашку на красно-черную. Ей так много хотелось сказать ему, но все это могло подождать. Придется подождать.

— Он пытается уговорить тебя купаться без одежды? — спросил Роланд.

— Это в моем списке желаний, — сказал доктор Капелло.

— Ну так создай новый список, — сказал Роланд.

— Ты действительно думаешь, что нам следует пойти на пляж? — спросила его Эллисон.

— Я устал и умираю, но я еще не мертв. И тебе лучше поверить, что я проведу на пляже столько времени, сколько смогу, прежде чем уйти. С тобой или без тебя, куколка, — сказал он.

Он произнес это таким будничным тоном, будто усталость была для него такой же проблемой, как и его смерть.

— Хорошо, — сказала Эллисон. — Если Роланд одобряет, то пошли. Но только побродить. Одежду не снимать.

— В одну из таких ночей, когда вы все отвернетесь… — сказал он, когда Роланд помог ему надеть легкую куртку.

— Я бы предпочел, чтобы мы проводили с тобой как можно больше времени, — сказал Роланд. — Если ты не возражаешь.

— Нет, — сказал он. — Я не возражаю. Я останусь в одежде. Но только ради тебя. И Эллисон. И всех, у кого есть глаза.

— Спасибо. Я ценю это, — сказал Роланд. — А теперь вы двое идите и повеселитесь. Эллисон, не упусти его.

Доктор Капелло громко вздохнул, словно океанский бриз.

— Сколько тебе сейчас лет, Эллисон? — спросил он, пока они шли к выходу.

— Двадцать пять.

— Оставайся такой же, детка. Никогда, никогда не взрослей.