Счастливка

Теперь, мною лет спустя, идя с бидоном парного молока, Клементьев думал о том, что напрасно он тогда продал отца и тем более напрасно мать кидала в него валенками. Отец, наверно, заслужил и салат, и жгучий аргентинский танец…

VIII

Клементьев шел с бидоном парного молока, увязая ногами в еще прохладном от ночи ракушечнике, и думал об отце. Он думал о том, о чем раньше никогда не думал. Раньше он всегда вспоминал отца, как героя войны, как человека, на долю которого выпали страшные испытания и который вынес их, выстоял, не потерял человеческого лица. Теперь же Клементьев понял, что отец совершил не меньший подвиг, когда снял сапоги, отдал их и пошел босиком впереди коровы. Он умер, но успел последним рывком толкнуть вперед себя сыновей…

IX

Клементьев проходил мимо ларька, как вдруг его окликнули.

– Братишка, а братишка! Не откажи в любезности.

На скамейке напротив ларька сидел знакомый велосипедист, возле него стоял велосипед, на руле которого висела сетка с бутылками пива. Велосипедист пил пиво из горлышка, раскручивая жидкость круговыми движениями.

– Братишка, не откажи в любезности разделить компанию. Вы, я вижу, очень образованный человек, если утром опохмеляетесь молоком.

Клементьев подошел к велосипедисту, поставил бидон на скамейку.

– Здравствуйте.

– Доброю вам здоровьица.

– Пиво соленое?

– Пиво соленое, но это нас не пугает, поскольку мы живем в окружении моря и к соли вполне привычные, но дело даже не в этом, поскольку в данном случае не требуется тараньки.

Человек был не очень пьяный.

– Не откажите в любезности получить долг.

– В каком смысле?

– В смысле бутылки пива. Вы проявили большое великодушие сердца, опохмелив мою душу задаром бутылкой пива, и по такому случаю вы, того сами не сознавая, стали моим лучшим другом. Могу вам сказать вещь, которая, может быть, не принесет вам пользы и не доставит особого удовольствия, но тем не менее я не привык скрывать правду. Вы – добрый человек. По-настоящему добрый человек. Есть люди, которым выгодно быть добрыми, чтобы преследовать свои разные корыстные цели, но вы по-настоящему добрый человек, поскольку вам от меня пользы, как от козла молока. И тем не менее вы ни с того ни с чего поставили мне бутылку пива. А значит, вы по-настоящему добрый человек. Долг платежом красен и должен воздаваться сторицей. Сторицей воздать я не имею возможности по причине низкого финансового положения, но эту всю сетку мы разопьем пополам.

– Вы продали яблоню на корню? Или вишню?

– Я продал своего лучшего друга.

– Вы продали своего лучшего друга?

– Да.

– За сетку пива?

– Ну что вы. Конечно, дороже.

Велосипедист засунул руку в карман пиджака и вытащил пухлую засаленную пачку рублевок и трешек.

– Пятьдесят шесть рублей.

– Не густо.

– А что поделаешь? Да и то пришлось сказать, что друг ворованный, а ворованное легче берут, но платят меньше.

Клементьев отодвинул бидон и сел на скамейку. Солнце уже поднялось высоко и начинало припекать. Влажные тени уползали под деревья, скамейки и стягивались к ларьку. Буфетчица мыла посуду, стучала тарелками. Было тихо и пустынно.

– Вы, наверно, обиделись, когда я вас назвал добрым человеком, – говорил между тем велосипедист, срывая зубами пробки с бутылок. – В наше время быть добрым человеком непопулярно. В смысле карьеры и вообще. Каждый стремится поиметь от доброго человека пользу, а взамен шиш, извините за выражение, то есть выдоить доброго человека, как корову.

Велосипедист быстро и ловко открывал зубами бутылки. Заметив взгляд Клементьева, он сказал:

– Это я чтобы не портить казенное имущество. В смысле лавок. Очень сторож тогда свирепствует. Лютый человек, между прочим. А Екатерина, в смысле буфетчица, ключ не доверяет и сама, – велосипедист понизил голос, – стерва, не открывает. Прошу прощение за грубое слово, и не откажите в любезности.

Клементьев взял из рук человека бутылку пива.

– Как вас зовут?

– Зовите Цветком.

Клементьев с удивлением посмотрел на соседа. Меньше всего тот напоминал цветущее нежное создание. Лицо человека было обветренное, красное, с грубыми чертами. Брюки едва держались на тощем теле. Потрепанный, порванный на локтях пиджак был надет прямо на застиранную, неопределенного цвета тельняшку. Из пиджака торчала морщинистая, как у черепахи, шея.

– Это меня так по фамилии прозвали. Моя фамилия – Цветков.

– А меня можете звать Семеном.

– Не откажите в любезности называть вас братишкой.

– Пожалуйста, если вам так удобно.

– Благодарю вас. Я привык людей, которые мне нравятся, звать братишками.

Они помолчали, отхлебывая из горлышек бутылок. В саду стали появляться люди. Часть из них брела по утоптанной тропинке в туалет, часть – на пляж, некоторые подходили к ларьку. Мокрая от росы покатая крыша ларька из теса стала подсыхать, начиная сверху. В пыльных ветвях деревьев возились и громко кричали птицы. Их было немного, но чувствовалось, что здесь, среди ракушечника, где наверняка не было червей и насекомых, поселились лишь самые отчаянные. Может быть, они, как чайки, питались рыбой?

– Я не понял шутки насчет проданного друга, – сказал Клементьев.