Счастливо оставаться!

– Машуля, – вмешался отец, – ты же должна понимать, что обеспечивать тебя – наша с мамой о-бя-зан-ность, но мы не о-бя-за-ны давать тебе карманные деньги. К тому же, – развивал мысль Виктор, – карманные деньги могут быть только у работающих людей. Подожди немного. Ты вырастешь, будешь работать, они у тебя появятся, и ты сама будешь ими распоряжаться.

– Папа! – плаксиво возразила Маруся. – Я только и делаю, что работаю – школа ваша дурацкая, английский, тренировки. Но денег-то у меня от этого не прибавляется!

Понимая, что разговор заходит в тупик, на помощь мужу бросилась Тамара.

– Короче, – обратилась она к дочери. – Поедешь в обезьянник?

– Нет, – буркнула Машка и бухнулась на казенный диван.

Родители, сплотившись в борьбе за неприкосновенность отпускного бюджета, поднялись в номер переодеться к ужину. Потерпевшая поражение дочь осталась зализывать раны внизу в холле.

Вета, наблюдавшая за театром военных действий от начала до конца сражения, прониклась сочувствием к проигравшей, вышла из-за кафедры, открыла холодильник, достала бутылку фанты и протянула ее Марусе. Та полезла в карман за деньгами, но Вета ее остановила:

– Ничего не надо. – И погладила девочку по голове.

Огорченная Маруся за ужином не притронулась ни к чему, за исключением пары пончиков. А потом – еще пары пончиков.

– Смотри, – обратилась она к матери. – Я съела четыре штуки.

– Ну и что?

– Ну и то! Теперь не буду есть два дня.

– Почему?

– Начинаю худеть.

– А дальше что?

– Да ничего, – с горечью сказала Машка.

– Тогда зачем?

– Пусть цель будет. Сама же говорила!

– Говорила, – уже второй раз за день призналась Тамара. – Дальше что?

– Дальше? – задумалась девочка. – Дальше будет другая цель.

– Какая? – поинтересовался Виктор, уставший хранить «равнодушное» молчание.

– Буду копить деньги.

Отдыхающие на миг прекратили потребление пищи и дружно обернулись в сторону Мальцевых, а сбежавшая несколько дней тому назад из-за стола тетя Зина вылупила глаза на новых соседей и победоносно приосанилась: «Я же говорила! Я же говорила! Невозможные люди. Испорченный ребенок!»

Маруся, воодушевленная общим вниманием, начала ставить одну цель за другой:

– Ну… для начала куплю телефон или смартфон.

– А чем они друг от друга отличаются, в курсе? – уточнил отец будущей миллионерши.

– Папа! Только ребенок не знает, чем телефон от смартфона отличается!

– Ну и чем же? – не выдержала Тамара.

– Смартфон дороже.

– Понятно. И что ты с ним будешь делать?

Маруся обвела взглядом зрителей и приступила к просвещению дремучих родителей:

– Во-первых, играть. Во-вторых… – На минуту задумалась.

«Во-вторых» никак не формулировалось.

– Так что там у тебя «во-вторых»? – подзадоривал дочь Виктор.

– Во-вторых, – проглотила наживку Машка, – я заблокирую вход для посторонних.

– Это для нас, что ли? – уточнила Тамара, а пансионатцы вновь перестали жевать.

– Почему для вас? – не поддалась на провокацию Маруся. – Для посторонних. Мало ли их по белому свету шастает?

Зал выдохнул.

– А что еще?

– Мама, – строго заговорила Машка. – Мне кажется, в твоих словах есть ирония.

За соседним столом упала вилка, и Мальцевы поняли, что последние десять минут являются объектом пристального внимания отдыхающих. Тамара сосредоточенно посмотрела на порозовевшее от заочных аплодисментов лицо дочери:

– Да-а-а?

– Нет, мама, я бы даже сказала – в твоих словах есть сарказм!

Некоторые отпускники просто отложили столовые приборы и открыто развернулись лицом к мальцевскому столу.

«Вся жизнь – театр!» – процитировал про себя Виктор и покраснел от неожиданно свалившейся на него отцовской славы. Правда, пока не совсем понятно, то ли все возвышающей, то ли дурной донельзя.

«Кто моя дочь? Вундеркинд или хамка? И чего добивается Машка?» – размышлял Мальцев, строго следуя рекомендациям собственной жены: «Думай, прежде чем сказать! Никогда не предлагай дочери готовых решений!» Виктор старался изо всех сил, но иногда ему казалось, что для него места в ассоциации «Дочки-матери» просто нет. Особенно, когда дело касалось поиска формулировок, которые якобы Машка должна была найти и «зарубить на своем детском носу». Он был готов убить Тамару за бесконечное стремление к совершенству, за демонстративный отказ читать Машкины записки, в которых та упорно писала «Извени меня, мама», за долгое выяснение отношений и за молчание, которого сам он лично не переносил.

А Маруся – ничего, привыкла. Играла по заведенным и принятым в третьем, пятом, шестом чтении «Правилам поведения для Марии Мальцевой». Соблюдались эти вымученные правила ровно неделю, ну, если повезет – две. Тамара огорчалась, но не отчаивалась. Дожидалась момента – и снова в бой. Вот и сейчас два дорогих Витюшиному сердцу бойца «сошлися и заспорили, кому живется весело, вольготно» в их семье.