Счастливо оставаться!

Мальцева скорчила злобную рожу и выскользнула за дверь. Спустилась по лестнице и промаршировала к ресепшен. Сегодня дежурила Вета, за спиной которой маячил ее супруг, пожилой абхаз с засохшей пальмовой веткой в руках.

– Добрый день, – поприветствовала их Тамара.

– Добрый день, – с удивительным достоинством качнула головой Вета.

– Сварите мне кофе?

Вета, как в замедленной съемке, плавно повернула голову с фундаментальной прической в стиле Марии-Антуанетты в сторону внешне малахольного супруга и величественно обронила:

– Заур, свари даме кофе.

– Без сахара? – с готовностью уточнил находящийся при жене Заур.

– Конечно, без сахара, – утомленная бестолковостью Заура подтвердила Вета. – Дама из триста одиннадцатого номера всегда пьет кофе без сахара.

Что-что, а кофе абхазы варили безукоризненно! И пили его безостановочно. В этом смысле Тамара ощущала себя среди своих. Поэтому и сейчас не присела на диван в холле, а осталась стоять около облезлой деревянной кафедры с микроскопической чашечкой в руке.

– Вета, – поинтересовалась женщина, – а правда, что вы ведете экскурсии на даче Сталина?

– Мы все здесь ведем экскурсии на даче Сталина, – уклончиво ответила администратор. – Кроме Заура. Заур не может вести экскурсии на даче Сталина. Он пенсионэ́р.

– Да, – подтвердил Заур. – Я пенсионэ́р.

– А что, пенсионэ́рам не позволительно вести экскурсии на даче Сталина?

– Ну он же не музэ́йный работник, – ответила за мужа Вета.

– Да, я не музэ́йный работник, – согласился Заур. – Я – пенсионэ́р.

Услышав эти турусы на колесах, Тамара сама забыла конечную цель, ради которой завела разговор, и ретировалась в другую область светских интересов.

– Вета…

Вета снисходительно подняла глаза на надоедливую отдыхающую.

– А как вам удается поддерживать такое великолепие на голове?

Ответил Заур:

– Это искусство, знаете ли.

А потом перевел слова Тамары в более доступную, видимо, для понимания Веты форму:

– Дама из триста одиннадцатого номера интересуется…

– Я знаю, чем интересуется эта дама, – оборвала мужа Вета и поднялась из-за кафедры. – Ва-а-алик, – прошептала она Мальцевой в ухо и таинственно прикрыла глаза. – Валик под шею.

Тамара догадалась. О чем-то подобном она уже слышала или читала: дабы не повредить рукотворную прическу, дамы спали либо сидя, либо подкладывая под шею туго скрученный валик, не позволяющий прическе сминаться. Предположить, что в XXI веке дамы вновь обратились к опыту бабок и прабабок, было довольно трудно, но Мальцева уважала традиции королевских дворов Европы. Мешало другое – личный опыт, стопроцентная влажность, духота, жара. «Вы что? Не моете голову?!» – вертелось на языке, но не соскакивало, благодаря куртуазности подхода.

«Я бы погибла, приведись мне таскать на башке такой муравейник!» – честно призналась себе Тамара и преисполнилась еще большего уважения к Вете-Антуанетте.

– Опять кофе? – язвительно-нежно раздалось над ухом Тамары. – Все время пьет кофе, – пожаловался Виктор администраторше с «муравейником» на голове, рассчитывая на понимание.

Вета снова прикрыла глаза, за нее ответил Заур:

– Это, конечно, проблема. Не могу с вами не согласиться. Вета тоже все время пьет кофе.

– А ты? – аристократично уточнила пышная женщина.

– И я, – великосветски согласился Заур и сделал неожиданный для Виктора вывод: – Понимаете, в Абхазии все пьют кофе. Это такая традиция.

– Ну правильно, – не без сарказма подытожил Мальцев и собрался было изречь что-нибудь язвительно-остроумное, но не успел…

– А где Машка?

– За бейсболкой побежала…

– В номер?

– Ну не на пляж же…

В супружеской беседе образовалась пауза – в холле появились небезызвестная Фьеметта, Оля-Лиза и покрытый мелкими кудрями по самые плечи с помятым ото сна лицом мужчина лет сорока.

– Истомин, – представился он отдыхающим и рухнул на диван.

Оля-Лиза подошла к Тамаре, взяла ту за руку и скомандовала:

– Пойдем.

– Не могу. Я жду Машу.

– Твою? – строго переспросила девочка.

– Мою.

Тамара не оправдала надежд маленькой и беленькой, за что была жестоко наказана:

– Она не выйдет.

– Это почему это? – поинтересовался Виктор, с недоумением рассматривая Олю-Лизу.

– Она упадет в окно и умрет, – пообещала девочка и покинула холл.

Мальцевы переглянулись, а Фьяметта жизнерадостно закудахтала:

– Ой, не слушайте ее. Не слушайте. Она всех у нас хоронит.

– Да, – подал с дивана голос Истомин. – Даже меня.

– И меня, – еще более жизнерадостно поддержала разговор Фьяметта. – Так что вы не пугайтесь. Вот и Маша ваша пришла.

Наша Маша с надвинутой на глаза бейсболкой стремительно подскочила к матери и дернула за руку:

– Сказала?

– Что?

– Про Нину?

– Нет еще.

– Не говори пока. Ладно?

– А что случилось-то? – притворно тревожно переспросила дочь Тамара.

– Ниче…

– Тогда почему не говорить?

– А то ты не понимаешь? – злобно прошипела девочка.

Мальцева, сузив глаза, прошипела не с меньшей нежностью:

– А ты бы объяснила.

– А чего тут объяснять? – уходила от ответа Маруся.

– Нечего разве?

– Нет, – отрезала Машка и начала с нарочитой заинтересованностью разглядывать стенд с объявлениями для отдыхающих.