— Правда, — уверенно кивнул, целуя, и поперхнулся, меняясь в лице, когда я снова вздохнула и негромко произнесла:
— Вот и они сказали, что я лучшая ученица в группе.
— Кошкина, блядь! — закипев с полпинка, Дениса буквально взорвало и сорвало с катушек.
Он отстранился, рывком дернул меня к себе и зашипел, скрежеща зубами:
— Кошка, блядь! Ты охренела?! Ты… Ты… Ты сдала или нет?!
— А как я могла не сдать, когда меня пригрозили оставить без секса? — спросила я, хихикая дуркой, достала из сумочки диплом и показала его Совунчику. — Вот. Русским по белому написано, что меня нельзя лишать секса.
Вырвав из моих рук корочку, Совунчик пробежался быстрым взглядом по строчкам и, заскрипев зубами, впихнул обратно, выплюнув злое:
— Сучка! Я, блядь, тут за нее переживаю, а она… Весело?! — мотнул головой и процедил, срываясь в крик: — Я тебя нахрен не на неделю без секса оставлю, а на месяц в соседнюю комнату выселю!
— А я ночью к тебе прокрадусь, — подлила я масла в огонь и зажмурилась, срываясь в хохот от рычащего:
— Я замок врежу! Два!
— Тогда я… я порнуху буду врубать на полную громкость, — прошептала и снова захохотала, кивая на шипящее:
— С-с-с-сучка!
— Ага. Я такая. А ещё я тебя люблюнькаю. Очень-очень.
— Ты не меня, а мой мозг насиловать люблюнькаешь! — выорал Совунчик и ошалело уставился на меня, услышав игривое и ни разу не испуганное:
— А ты накажи меня. Как тогда. Я же после этого не вредничала.
Пару минут глаза Совунчика пытались высверлить мне мозг, а потом он сгреб меня в охапку и загоготал в голос:
— Дурка! Я же поверил, а ты…
— А я хочу свой приз за диплом, — хихикнула я и заканючила: — Ну накажи, Совунчичек. Я же тебя снова бешу. Очень сильно бешу.
— Бесишь, — кивнул Денис. — Иногда в край бесишь. Вот так! — задрав голову, он провел по самому краю подбородка: — Понятно?
— Ну-у-у… Так-то я тебя ещё и люблюнькаю.
— Тоже в край? — спросил Совунчик, заглядывая мне в глаза, и я помотала головой:
— Неа. Люблюнькаю я без краев, — выгнула бровь и, улыбаясь, спросила: — Ну так что там на счёт наказать одну очень бесячую Киску?
— В розовом с киской? — захохотал Денис, уточняя.
— О, да! — закивала я. — Эту особенно. Она вообще безбашенная. Но сперва меня.
— Нарываешься, да?
— Очень, — кивнула и захихикала, когда Совунчик подхватил меня, закинул себе на плечо и шлёпнул по заднице: — Ещё! Я тебя больше бешу, Совунчик! И я нарываюсь! Очень нарываюсь!
Взвизгнула, получив новый шлепок, и заулыбалась от уха до уха, услышав смех Совунчика и обещание продолжить начатое немного попозже.
Правда мы поехали не домой, как я планировала, а на набережную, где Денис купил четыре стаканчика мороженого. Торжественно вручил их мне, а сам взял плед из машины и потащил меня за собой в сторону газона, на котором уже загорало несколько парочек.
— Гель, ты зачем написала заявление? — спросил Совунчик, когда мы, устроились в тени дерева и уничтожили мороженое.
— Сдал, — фыркнула я и надула губы уже всерьез. Правда обиделась не на Дениса, а на Фила.
— Не сдал, а предупредил, что у меня с седьмого числа не будет напарника.
— И все равно сдал! Я по-человечески попросила не говорить. Сама собиралась все тебе рассказать.
— Когда?
— Когда все узнаю на счёт новой работы и точно договорюсь, — перевернувшись на живот, я приподнялась на локтях и посмотрела в требующие ответа глаза. — Ну не ругайся только. Я Фила попросила придержать заявление, если у меня ничего не получится.
— И? — протянул Совунчик, намекая продолжать. — Получилось? Я вроде не ругаюсь.
— Да блин! Ты сейчас на меня так смотришь, что уже и ругаться не надо, — пробурчала я. Села, взяла ладонь Дениса в свою и попросила: — Пообещай не ругаться.
— Обещаю, — кивнул он, тоже поднимаясь, — при условии, что ты расскажешь мне всю правду.
— А то я тебе когда-то не все рассказывала или врала, — фыркнула и потупилась, когда мне напомнили и про экзамен, и мое представление. — Ну я же рассказала?
— Гель! С темы не съезжай. Что с работой-то?
— Я так-то никуда не съезжала.
Увидев новый выразительный взгляд, я прикусила язык и внезапно поняла, что объяснить причину своего увольнения Филу мне было гораздо проще, чем сказать о ней Совунчику. Потому что увольнялась из-за того, что ревновала его к каждой симпатичной девушке, которые подходят к нему в баре. Особенно сильно, до жгучего желания убивать, к тем, кто строил ему глазки. А глазки Совунчику строили. И хихикали. И клеились. Каждую смену. И я ничего не могла с этим поделать. Все, что оставалось, это смотреть, улыбаться и сдерживаться, чтобы не вцепиться в волосы самым наглым. Спрашивающим у меня номер телефона Дениса.
У меня.
Номер моего Совунчика.
И так каждую смену.
Бессмертные что ли?!
Я видела, что Денис всех отбривает, но один фиг ревновала и чувствовала, что слетаю с катушек. Как и то, что еще неделя-две и “Текила Бум” покажется цветочками.
Всем.
Правда потом Фил уволит не меня одну, а вместе с Совунчиком. Именно поэтому я и выбрала самой написать заявление и уволиться. Тем более, когда сама собой наклюнулась работа.
— Кисунь, что случилось?