Счастливое событие

Ах! Как далеко теперь были времена нежных объятий и любовных клятв. Неужели мы действительно потеряли свой рай навсегда? Реально ли сохранять глубокие чувства в окружении пеленок? Возможно ли оставаться влюбленными, когда меняешь младенцу памперсы и увязаешь в повседневных заботах? Но почему мы с самого начала решили, что любовь должна быть исключительно духовной? Что это Афродита, выходящая из пены морской, а не отец, мать и ребенок? Как продолжать любить друг друга всю жизнь, если нам внушили, что любовь священна, а семья есть нечто пошлое?

17

«Дарти», хорошо известный своими доставками покупок после дождичка в четверг, пробил первую брешь в нашей семейной крепости, и без того не слишком надежной.

Два с половиной месяца, чтобы получить новые детали для холодильника! Что касается инструкции по эксплуатации, то мы ее так и не получили, несмотря на все наши протесты. После двадцать пятого телефонного звонка, оглохшая от детского плача, почти на грани нервного срыва, я потребовала прихода представителя «Дарти» в воскресенье утром.

Когда тот появился в восемь утра, Николя определенно был не слишком рад.

— Как ты могла устроить мне такую пакость? — возмущенно спросил он, натягивая джинсы, заспанный, со всклокоченными волосами.

Я возмутилась. Весь дом на мне, я как интендант в нашей семье, а он, единственный раз столкнувшись с проблемой, начинает ныть!

— Но это и правда подло с твоей стороны — заставлять меня вставать в восемь утра в воскресенье. Ты же знаешь, я работаю как каторжный!

— Можно подумать, я не работаю как каторжная! Хотя вообще-то это правда — после рождения ребенка просто невозможно заниматься ничем, кроме него! Для тебя все продолжается, как раньше, а я весь день трачу на то, чтобы кормить, мыть и пеленать! У меня больше нет времени заниматься работой! Я разрываюсь между ребенком и домашними делами, я превратилась в домохозяйку — вот кого ты из меня сделал!

— Не преувеличивай. Ведь ты сама хотела ребенка, разве нет?

— Что?! Да ты просто чудовище!

— Ты не можешь правильно распределить свое время. И потом, не моя вина, что ты решила кормить ее грудью. Я тебя не заставлял.

— Да, конечно, моя вина в том, что я делаю так, как лучше для ребенка!.. Послушай, роды — это очень тяжело. Я совершенно измотана! Ты это понимаешь?!

— Да, я понимаю! Ты уже на греши безумия — «Дарти» в восемь утра!

— Да, я схожу с ума, потому что тебя никогда нет дома! А раньше был. Но с тех пор, как родился ребенок, ты все время пропадаешь на работе. Это нечестно…

— Потому что твоими статьями много не заработаешь! И уж тем более — диссертацией, которую ты все никак не закончишь!

— Конечно, я не могу ее закончить, ведь приходится заниматься домом месье, в то время как сам месье работает как проклятый, чтобы зарабатывать деньги! Это все отговорки.

— Отговорки?

— Отговорки для того, чтобы сбежать из дому и не видеть всего этого кошмара!

— Для меня это вовсе не кошмар! Я счастлив, что у нас есть ребенок.

— Конечно, это ведь не ты о нем заботишься.

— Тебе надоело им заниматься, так ведь? Скажи уж честно!

— Нет… хотя да, мне надоело!

— Хорошо, — сказал Николя, немного помолчав. — Не беспокойся, у меня есть одна идея.

18

Гениальная идея, посетившая моего друга, была следующей: он попросил свою мать приходить к нам, чтобы облегчить мне заботы. Моя собственная, надо сказать, не слишком к этому рвалась. Ее не было, когда я рожала, поскольку она уже выполнила свой долг деторождения и не хотела еще раз проходить через эту голгофу, пребывая в клинике с дочерьми (во время родов сестры она тоже отсутствовала). Маме не хотелось больше наблюдать те муки, которые она уже дважды перенесла. В конце концов, здесь я ее понимала — она имела полное право отказаться. Что до моей свекрови, она терпеливо ждала своего часа, втайне потирая руки.

— Как там поживает малышка Марта? — весело спросила она, открыв дверь своим ключом, который передал ей Николя.

Я в это время сидела с ребенком в гостиной, собираясь кормить. Леа в ожидании закрыла глаза и впала в оцепенение. Подойдя, свекровь выхватила ее у меня из рук, чтобы с жаром прижать к своей груди. Малышка изумленно распахнула глаза, снова их закрыла и втянула ноздрями чужой запах, потом взглянула на незнакомку с возмущенным видом. Брови ее приподнялись, уголки рта опустились — она явно готовилась зареветь, видя, что источник питания недосягаем.

— Дайте ее мне, Эдит, — сказала я, — кажется, она снова проголодалась. И потом, я вам уже говорила, что ее зовут не Марта.

— Ничего подобного, ее нельзя слишком часто кормить, иначе заболит животик. Подайте-ка мне слюнявчик — у нее отрыжка.

Я поднялась и протянула слюнявчик, охваченная странным чувством, будто я старшая сестра Леа или, еще хуже, суррогатная мать, которая выполнила свою миссию и теперь передает эстафету. Поскольку малышка продолжала вопить, я протянула руки, чтобы забрать ее, но свекровь не отдала ее мне, стремясь укрепить свои позиции. Мы стояли лицом к лицу, продолжая тянуть ребенка в разные стороны, как в притче о царе Соломоне, до тех пор, пока настоящая мать не уступила.