Счастливцы с острова отчаяния

— В конце концов, — говорит он, — этот отъезд не менее невероятен, чем возвращение. Почему наши отцы, пришедшие отовсюду, остались жить среди бурь? Вам, Дон, это хорошо известно. Они оставались, чтобы избежать других бурь, испытывать которые у нас, так же как у них, нет никакого желания. Разумеется, в этом смысле мы отстали от века. Но скажите, разве, спасшись от вулкана, мы спасемся от всех остальных бед? Давайте говорить начистоту, Дон. В глубине души вы думаете, что наша потеря невелика. С одной стороны, средние века, не так ли? С другой — двадцатый век. Разве можно жалеть о первых, когда вам предлагают второй?

Снова молчанье. А затем Уолтер, вздохнув, заключил:

— Правильно, в этом-то для нас весь вопрос.

ИЗГНАНИЕ

Для этой «наводненной людьми» планеты, где тысячи людей каждый день гибнут от голода в Африке, от несчастных случаев на дорогах в Европе, от фрамбезии, оспы, напалма в Азии, трагедия затерянного в океане острова, менее трехсот жителей которого в конце концов остались целы и невредимы, — сущий пустяк. Телевидения, чтобы в страшных кадрах запечатлеть катастрофу, на месте не было. Мировую прессу будоражили более пронзительные драмы. Прощай, Тристан, и пусть теперь пингвины сами выпутываются из этой переделки!

Для англичан, преследующих свои интересы во всех уголках земли, это, разумеется, дело совсем другое. Правда, Британская империя теряет провинции и даже целые страны в том большом отливе белых «носителей цивилизации», что оставил без работы совершающие океанские рейсы почтовые пароходы. Но остров под британским флагом, продолжающим реять в клубах серного дыма, — о, миф Империи, пробудись! Древняя, разбавленная морской водой, кровь едва успела прилить к сердцам «джентльменов с зонтиком», а Би-би-си и Ай-ти-ви, по крайней мере раз в день, уже оказывают Тристану честь своими программами. Кардифские газеты требуют новостей о священнике Клемпе, валлийце. Ольстерские — тревожатся о семье Айли, выходцах из Белфаста. Эдинбургские дают заголовок «Агония младшего брата». Общество распространения веры осаждают телефонными звонками, письмами, предложениями. Оно мобилизует те «благодеяния», которые вызвало переданное одним репортером из Кейптауна назидательное заявление Агаты Лоунес, старейшины и «знаменосца» тристанцев: «Во всем этом я вижу длань господню. Ему было угодно, чтобы мы покинули остров. Он не оставит нас».

Сообщниками провидения станут женские лиги. Тон высказываний приобретает все большую торжественность: кажется, будто все переживают библейский исход из Египта евреев, идущих в землю обетованную. Тристанцам помогает Красный Крест. В школах пишут сочинения о Тристане. Правительство открывает — какая неожиданная удача! — льготные кредиты. И вот вспыхивает один из тех порывов коллективной благотворительности, которая среди безразличия, проявляемого к миллионам других несчастий, обрушивается на нескольких избранников.

А поток статей и передач не иссякает. Они — спасены. Они — на борту голландского теплохода. Мрачные, но не ропщущие на судьбу, «преисполненные благодарности к матери-родине», они прибыли в Кейптаун, где впервые в жизни увидели автомобили, самолеты, велосипеды, двадцатиэтажные здания, телевизоры, светофоры, неоновые рекламы — целый сказочный, неведомый им мир. Конечно, объясняли газеты, обо всем этом тристанцы слышали: к ним приходили кое-какие иллюстрированные журналы, рассматривая их, они задумывались об этом, но примерно так же, как сами мы, читая научно-фантастические романы, задумываемся о жителях другой планеты. Об этом странном, мифическом мире тристанцы мыслили только с опаской. Иллюстрированные еженедельники — увы! — смаковали все ужасное: грибы ядерных взрывов, мятежи, преступления, авиационные катастрофы, гражданские войны, всевозможные несчастья, и само могущество этого дьявольского мира — могущественного, быть может, именно потому, что дьявольского, — отвращало от него тристанцев. Теперь они все это могут потрогать своими руками; они могут убедиться, что радость, цветы, доброта, смеющиеся девочки, несмотря на все прочее, тоже существуют во Внешних странах. Наверное, это наряду с отдельными привычными для нас учреждениями — таможни, например, или полиции, — не только о назначении, но и о самом существовании которых они даже не подозревали, удивляет их больше всего. Однако самый поразительный возглас вырвался у одного старика тристанца при виде толпы на центральной улице:

«Мы и не знали, что нас так мало!»