Рут вернулась верхом на Комраде, беспокоясь как об отце, так, конечно же, и о Твенах, а точнее о Джоссе, у которого в этот момент что-то не ладилось с упряжкой. Нед, несколько стыдясь своей слабости, помог ему. Когда повозка Твенов тронулась с места, вокруг не осталось никого — ни людей, ни скота, — кроме кошек, кур и гусей. Вдали, ныряя по ухабам вьющейся сквозь песчаную пустошь тропы, тристанцы совершали свой исход. Маленькие группы островитян пешком, верхом на коровах, сидя на своих скрипучих повозках двигались к крохотным картофельным полям, лежащим в трех километрах от колонии, между потоками Уэш и Биг Сэнди. Некоторые уже перешли брод. Эта сцена, чья колоритность подчеркивалась овчинными тулупами мужчин, ревом скота, который с хриплыми возгласами гнали перед собой молодые люди, казалось, происходит даже не сто пятьдесят, а тысячу пятьсот лет назад, во времена великого переселения народов. А точно установить эпоху этой сцены можно было лишь благодаря счастливому присутствию траулера «Тристания», который, получив срочный вызов с острова, полным ходом возвращался к берегу и зажег все свои огни для того, чтобы беглецы заметили его и приободрились.
С момента, когда траулер встал на якорь в миле от берега, Тэд Лэш не отрывал глаз от бинокля. Он с полуюта наблюдал все: рост этой, пока еще каменистой, опухоли, что непрерывно разбухала, нависая над колонией; затем исход и скопление островитян на этих странных картофельных полях, которые делают похожими на морские солеварни перегородки, защищающие урожай от ветров, могущих погубить его за одну ночь. Он злился, что у него всего одна, рассчитанная только на его экипаж шлюпка в 167 футов длиной, которая не сможет среди ночи перевезти на «Тристанию» всех островитян, даже если она будет вынуждена сделать несколько рейсов: ветер далеко не пустячный и лишь днем у шлюпки есть шансы миновать Харди, эти подводные скалы у западного побережья. Охваченный тревогой, он ждал до полуночи, радуясь, что неделю назад оставил администратору портативный передатчик. Но от Дона он не принял больше никаких известий, кроме последней радиограммы:
— Алло, Тэд? Мы устраиваемся на ночлег. Стариков и больных я разместил в двух флотских палатках, каким-то чудом оказавшихся здесь. Женщины и дети набились под навесы. Мужчинам придется довольствоваться канавами. Наше счастье, что дождя нет. Как там наш «подмастерье дьявола»?
— Не знаю, видимости совсем нет! — пробормотал в ответ Лэш.
— Ну ладно, я ложусь… Надо хоть сделать вид, что спишь.
Очевидно, тристанцы и матросы на «Тристании» вовсе не притворялись, а, намаявшись за день, уснули крепким сном. И Тэд Лэш, приказавший держать котлы под паром и готовый сняться с якоря, после того как сообщил обо всем световыми сигналами своему коллеге — капитану «Фрэнсиса», другого, только что пришедшего к острову траулера их компании, пошел к себе в каюту прилечь.
Спать ему пришлось недолго. В час двадцать минут вахтенный сильно встряхнул его:
— Скорее, капитан, вулкан прорвало…
Одним прыжком Лэш выскочил на палубу. Разглядеть, по правде говоря, можно было очень немногое. Верхушка конуса ярко светилась, и из нее вместе с белесыми клубами дыма, быстро тающими в ночной мгле, сочилась струйка цвета топаза.
— Сообщите Дону, — приказал Лэш.
Весь парадокс состоял в том, что это наглядное доказательство своего несчастья, которое скрывала защищавшая их гора, беженцы на картофельных полях видеть не могли. Прошло двадцать минут. Кратер, откуда гуще валил дым, раскалялся все ярче, и этот ослепительный свет делал клубы дыма заметнее и даже начинал освещать высящуюся за вулканом скалу, показывая на ней — силуэт за силуэтом — какой-то спектакль дымовых теней. Наконец на палубу поднялся радист.
— Никто не отвечает, — доложил он.
— Пустите ракеты, — приказал Лэш, не отрываясь от бинокля.
Но ракеты заметили только на «Фрэнсисе», с которого вскоре тоже выпустили две зеленые ракеты, сопроводив их сиреной. Никакого результата: из-за шума ветра сирену, должно быть, не слышали на берегу, так же как на море не были слышны взрывы, которыми на острове наверняка сопровождались эти снопы искр, обрамленные пунктиром камней. С земли не подавали никаких признаков жизни, и Лэш пожалел, что не посоветовал тристанцам развести на берегу костер, который поддерживал бы дежурный. Нечего было даже и думать, чтобы рискнуть высадиться на остров. В два часа Лэш покинул свой пост. Гоня мысль, что при извержении могла выделиться невидимая и смертоносная пелена газа, пытаясь убедить себя, что уход из колонии, может быть, и спас от этого беглецов, он устроился перед передатчиком, чтобы самому послать радиограмму в Кейптаун.
И эта столь хрупкая, заброшенная в океан радиоволн, где хаотически перемешивались сообщения о рекордах, биржевых курсах, результатах выборов, автокатастрофах кинозвезд, рождениях пяти мальчиков-близнецов, убийствах, папских энцикликах, стихийных бедствиях… новость робко обошла весь мир.