Счастливцы с острова отчаяния

Чтобы починить самое необходимое, Билл, так же как каждый из двенадцати остальных парней, забил в отцовском доме дыры старыми парусами. Первые два дня он и Нед ничего другого не могли сделать. Оставив женщин заниматься уборкой, пропалывать заросшие травой дворики, поднимать столбы, чтобы вновь натянуть веревки для белья, все до единого мужчины были мобилизованы для перевозки грузов. Погода портилась. Прежде всего надо было поднять в склад грузы, оставленные на волю волн на берегу, — работа тяжелая при отсутствии подъемных механизмов и плохом состоянии едва пробитой в хаосе вулканических извержений тропы. Двести ящиков и тюков надо было внести по крутой тропинке, таща их на спине примерно километр… На двадцатой ходке у Неда заломило в пояснице.

— Мистер, — воскликнул он, сбросив стофунтовый мешок с мукой к ногам администратора, который отмечал грузы в своем списке, — если мы не сможем к октябрю провести здесь дорогу, то нашим друзьям останется лишь отправиться восвояси. Ведь тогда нам придется выгружать по крайней мере триста — четыреста тонн.

— Я знаю, — ответил Остин Формэн, — и попрошу всех заняться дорогой. Но есть и другая проблема. Если мы сможем перевезти на шлюпке трактор, разобрав его, то, мне кажется, труднее сделать это с операционным блоком, который мне обещали. И все-таки перевезти его надо. С нас достаточно несчастья Малькольма: ведь его отправят в больницу в Кейптаун.

* * *

Весь груз наконец надежно укрыт. И очень кстати: всю страстную неделю бушевала буря. Мужчины — всем это запомнилось как праздник укрощения диких зверей — занялись ловлей последних вольных коров, которым они связывали задние ноги, чтобы женщины смогли их доить. Перед праздниками парни отправи— лись в горы поохотиться на птиц. Никого к себе не подпускавшего быка пристрелили, тушу разрубили, разделив мясо поровну, а кожу прибили на стене, чтобы она просыхала там, сколько нужно, прежде чем из нее нарежут куски, годные для выделки мокасин. В пятницу церковь была набита битком; и еще больше народу пришло на пасху, провозглашенную Днем возвращения, который отпраздновали колокольным звоном на целый час, роскошным жарким из «морских куриц», шествиями молодежи и громким стуком каблуков в Зале принца Филиппа, где иголки новеньких, привезенных из Кэлшота проигрывателей царапали джазовые пластинки до 5 утра.

Это не помешало ни Биллу, ни его отцу встретиться в понедельник утром верхом на коньке двускатной крыши в компании дюжины соседей. Вязанки папоротника, нарезанные прямо на месте из защищавшей дом от ветра живой изгороди, раскладываемые и связываемые ловким движением рук, весь день вспыхивали на стропилах, тогда как в саду горела высоким пламенем старая солома, а в золу Нейл и Сирил, сильно подросшие, запихивали картофелины. К вечеру крыша стала зеленой, и низкое солнце, готовое погрузиться в красноватую воду океана, вновь зажгло стекла, закрепленные еще не засохшей замазкой. Уинни с дочерью хлопотали над ужином, символической платой за подмогу. Прошел администратор, затем агроном, которых тут же пригласили в гости.

— У меня во рту совсем пересохло, — сказал Сесил, временно занимавший должность почтальона. — Я заклеил языком почти шесть тысяч конвертов «дня прибытия» для коллекционеров. Вышло на восемнадцать тысяч фунтов.

— Обычно, — сказал Остин, — марки окупают мою зарплату. На этот раз их наверняка хватит на оплату нашего переезда на «Буассевэне».

Чайник передавали по кругу. Нед, который сделал себе подарок — серию марок Святой Елены с тристанской в нагрузку, — чтобы наклеить их в качестве сувенира на стену вокруг фотографии кинозвезды, недовольным тоном проворчал:

— А что, они здесь устроят все по-другому?

— Конечно, — ответил администратор.

И вдруг на пороге возник Джосс. Согласно обычаю, он не входил в комнату.

— Жаль, что здесь нет моего отца! — сказал он. — Можно войти?

В руках он держал женские мокасины, крохотные, с плетеными шнурками.

— Входи с миром! — хриплым голосом сказала Уинни, теребя подол фартука.

Тогда Джосс подошел к Рут. Она бросилась к комоду за своей из белого пластика сумочкой с позолоченной застежкой, — последняя модель саутхемптонского магазина, — порылась в ней и извлекла пару носков, связанных на тонких спицах. Все из любопытства повытягивали шеи: носки были серые в розовую, зеленую и голубую полоску.

— Долгими вечерами я тоже работал. Я смог сделать их для тебя как следует, — сказал Джосс, протягивая ей мокасины.

— Надень вот эти, а старые я постираю, — ответила Рут, отдавая ему носки.

Они не спеша поцеловались. Затем Джосс повернулся к администратору:

— Это верно, что в ноябре мы получим строительный камень и дранку?

— Мне хотелось бы эмалированную раковину, — сказала Рут.

* * *

А в Фоули тем временем «север» все еще пытался соблазнить «юг».