Мама ехала на максимальной разрешенной скорости, то и дело поглядывая в боковое зеркало.
– Тифани, они подобрались почти вплотную. Ты их знаешь? Можешь подать им знак, чтобы сбросили скорость?
– Не буду я им ничего подавать! – возмущенно ответила я. – Вот еще!
– Это очень опасно. – Мамины пальцы, сжимавшие руль, побелели. – Я бы притормозила, но если я сейчас сброшу скорость, они…
Мама не договорила. Нас бросило вперед: бампер черного джипа стукнул наш «бумер» сзади. Мама потеряла управление, руль бешено завертелся, машину швырнуло в сторону, и мы вылетели в поле, на размокшую землю. Когда мама наконец совладала с управлением и нажала на тормоз, мы крепко застряли в грязи метрах в десяти от дороги.
– Урод! – в сердцах воскликнула мама и коснулась груди дрожащей рукой, потом взглянула на меня. – Тифани, ты цела?
Не дождавшись ответа, мама хватила ладонью по приборной панели и еще раз громко выругалась.
Родители подумывали перевести меня в другую школу. При мысли о том, чтобы всё начать сначала и заново искать свое место в школьной иерархии, мне хотелось залезть под одеяло и забыться сном. Как бы меня ни очерняли в Брэдли, там я, по крайней мере, знала, на каком свете нахожусь. Я могла отбывать уроки, обедать с Акулой и возвращаться домой, чтобы вгрызаться в гранит науки, прорубая себе путь к лучшей жизни. Мама даже рассматривала возможность домашнего обучения, однако быстро передумала: ее тело переживает определенные перемены, сказала она («Ну мама», – заныла я), и по непонятным причинам мне, как никому, удается трепать ей нервы. Взаимно, подумала я, но ввиду маминых «нервов» не осмелилась сказать вслух.
В Брэдли поразились тому, что я решила продолжать там обучение.
– Я не ожидал, что Тифани захочет вернуться, – удивленно вскинул брови директор, мистер Ма. – Сомневаюсь, что она правильно поступает. Или что мы правильно поступаем, – помедлив, прибавил он.
Прямых улик против меня не нашлось, но общественность всё равно осудила меня сурово – на основании записок, каракулей в школьном альбоме, отпечатков моих пальцев, которые обнаружились на ружье. Анита, которой я доверилась, заключила, что я не проявила достаточного сочувствия к убитым одноклассникам и предвкушала вернуться в школу, где больше не будет «проблемных сверстников».
Однако самое громкое заявление сделал Дин. Он утверждал, будто Артур подал мне ружье со словами «прикончи его, как мы и планировали». Разумеется, Артур ничего такого не говорил, но как можно не поверить выпускнику с атлетическим телосложением, многообещающему футболисту, чье светлое будущее навсегда перечеркнул паралич. Газетчики несколько недель рыскали вокруг да около и в один голос сокрушались о том, как ужасно, что остальным, замешанным в кровавой трагедии, удалось избежать правосудия. Толпы сытых домохозяек с позолоченными крестиками в ложбинке между обвисших грудей стекались к дому Дина, чтобы возложить дешевые букетики цветов на газон перед его домом, и они же строчили мне электронные письма с кучей ошибок: «Тибя ждет суровый суд на том свете». Дэн пригрозил мистеру Ма еще одним, куда более серьезным иском, чем тот, в котором уже увязла школа, если администрация не примет меня обратно. Коллективный иск подали несколько семей учеников во главе с Пейтонами. Противопожарные разбрызгиватели в старом помещении столовой не сработали, в противном случае огонь не распространился бы до комнаты Бреннер Болкин. Судмедэксперт установил, что Пейтон скончался от удушья, а не вследствие пулевого ранения. После лечения и пластической операции он мог бы вести сносную жизнь. Он был еще в сознании, когда пламя ворвалось в комнату, и надышался дымом. Я всегда буду ненавидеть себя за то, что оставила его там.
Дина перевели в какой-то швейцарский пансион, расположенный недалеко от ведущей клиники по лечению травм позвоночника, в которой применялись экспериментальные методы терапии. Однако врачи не смогли поставить его на ноги. Впрочем, Дин умудрился извлечь выгоду из своего положения. Он написал книгу «Как научиться летать», которая стала международным бестселлером. На него посыпались предложения выступить с речью то там, то сям, и вскоре он стал известным и хорошо оплачиваемым оратором. Я иногда захаживаю на его веб-сайт. На главной странице фотография – Дин сидит в кресле-каталке у больничной койки и обнимает лежащего в ней бледного лысого ребенка. Глядя на его сочувственную гримасу, полную фальши, я невольно задумываюсь, на что была бы способна, возьми я у Артура ружье.
Хилари тоже не вернулась в Брэдли. Родители увезли ее в Иллинойс, к родственникам. Я написала ей, но письмо вернулось нераспечатанным.
С началом весеннего семестра в школе не осталось никого, кто делал мою жизнь невыносимой. Столовую отремонтировали только через год, а до тех пор мы обедали за партами, заказывая пиццу едва ли не каждый день. Впрочем, на это никто не жаловался.