Читаем Счастливые девочки не умирают полностью

Он раскрыл альбом на странице с беспорядочно приклеенными любительскими снимками: вот стайка школьников за обедом, вот они кривляются, вот позируют рядом с огромным зеленым драконом, талисманом школы Брэдли. В нижнем левом углу прилепилась фотография, слегка расплывчатая, как большинство старых снимков. На старых фотографиях мы кажемся себе какими-то не такими и снисходительно смотрим на себя прежних с высоты жизненного опыта. Со снимка смотрели Артур и Дин, оба бледные, с потрескавшимися губами. Артур – полноватый, с пухлыми щеками, но совсем не похожий на толстяка, стоявшего сейчас за моим плечом, а Дин – тщедушный, хилый, обхвативший бычью шею Артура тонюсенькими ручками. Он выглядел не на двенадцать лет, а скорее, на девять.

– Следующим летом он вымахал, как каланча, – заметил Артур. – Росту прибавилось, а ума – ни капли.

– Просто не верится, что вы вообще могли дружить. – Сощурившись, я пристально посмотрела на фотографию еще раз. Наверное, то же самое будут говорить Лее старшеклассницы. Или уже говорят. «Просто не верится, что ты дружила с Тифани в младшей школе. Это комплимент, Лея».

Артур захлопнул альбом, едва не прищемив мне кончик носа. Я негромко вскрикнула.

– Так что ты не первая, кто навлек на себя гнев Дина Бартона. – Артур задумчиво провел пальцем по тисненным золотым буквам на обложке. – Он на все пойдет, чтобы никто не вспомнил, как он ночевал у педика в гостях.

Артур сунул альбом под мышку, и я решила, что можно наконец уйти, но что-то в углу привлекло его внимание. Протиснувшись между завалами коробок, он положил альбом на пол и со смешком поднял что-то, потом выпрямился и обернулся. У него в руках была двустволка с длинным, гладким стволом, направленным прямо на меня. Он вскинул ее, прижавшись мясистой щекой к рукояти, и опустил палец на спусковой крючок.

– Артур! – завопила я, попятилась и, оступившись, с размаху стукнулась запястьем о старый спортивный кубок. Тем самым запястьем, на которое приземлилась, когда Дин ударил меня по лицу. От боли я взвыла не своим голосом.

– О боже! – Артур согнулся пополам от беззвучного смеха, опершись на двустволку, как на трость. – Расслабься, оно не заряжено.

– Очень, блин, смешно. – Я с трудом встала и схватилась за запястье, пытаясь унять боль.

Артур вытер выступившие на глазах слезы и перевел дыхание. Я бросила на него негодующий взгляд, но он картинно закатил глаза к потолку.

– Серьезно, не заряжено, – повторил он и, взяв ружье за ствол, протянул мне.

Я нехотя взялась за теплый, слегка запотевший от рук Артура приклад. С секунду мы держали ружье каждый со своего конца, как пара бегунов, передающих друг другу эстафетную палочку. Артур разжал ладонь. Ружье оказалось куда тяжелей, чем я могла удержать одной рукой, и ствол свесился на пол, чиркнув по бетону. Больной рукой я поддержала холодный ствол снизу.

– Почему твой отец оставил его здесь?

Артур провел взглядом вдоль ствола и тупо уставился на меня сквозь мутные, запотевшие стекла очков. Щелкнуть бы пальцами у него перед носом и пропеть: «Эй! Кто-нибудь дома?» В следующий миг он выставил вбок бедро и жеманно согнул запястье.

– Зачем? Чтобы сделать из меня мужика, глупышка.

У него вышло «глупыфка», потому что он нарочно присюсюкивал и так манерно отклячил бедро, что я рассмеялась. Я не знала, как принято отвечать в таких случаях, но Артур, очевидно, хотел меня повеселить.


В конце октября ушло последнее летнее тепло, задержавшееся словно по недоразумению, и осень вступила в свои права. Когда я позвонила в дверь дома, где жил Артур, с меня лился пот, несмотря на холодную погоду. Мистера Ларсона не было уже несколько недель, и его заменяла помощница тренера по хоккею на траве. Она понятия не имела, как проводить тренировки, и просто заставляла нас каждый день бегать пятикилометровку, а сама строила глазки заведующему спортивной частью, у которого были жена и двое маленьких детей. После первого километра я незаметно сходила с дистанции и тайком пробиралась к дому Артура, чтобы покурить. Тренер Бетани либо не замечала, что меня нет среди остальных бегунов, либо ей было начхать. Я склоняюсь ко второму варианту.

Артур приоткрыл дверь, и в просвете показалось его квадратное прыщавое лицо. Мне вспомнился знаменитый кадр с Джеком Николсоном из кубриковского «Сияния».

– А, это ты, – сказал Артур вместо приветствия.

– А кто ж еще? – Я сбегала с тренировок с того самого дня, когда впервые прогуляла школу. В школе меня, как и следовало ожидать, хватились, и родители, как и следовало ожидать, посадили меня под домашний арест. Когда они спросили, почему мне вздумалось прогулять школу, я ответила, что до смерти захотела макарон с томатным соусом, которые подают в городской пиццерии.

– То есть как это до смерти? – раскипятилась мама. – Ты что, беременна?

Ее рот уныло скривился. Должно быть, она вспомнила, что старшеклассницы «залетают» чуть ли не каждый день, и представила, как унизительно будет ходить с четырнадцатилетней дочерью по магазинам для беременных.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Николай II
Николай II

«Я начал читать… Это был шок: вся чудовищная ночь 17 июля, расстрел, двухдневная возня с трупами были обстоятельно и бесстрастно изложены… Апокалипсис, записанный очевидцем! Документ не был подписан, но одна из машинописных копий была выправлена от руки. И в конце документа (также от руки) был приписан страшный адрес – место могилы, где после расстрела были тайно захоронены трупы Царской Семьи…»Уникальное художественно-историческое исследование жизни последнего русского царя основано на редких, ранее не публиковавшихся архивных документах. В книгу вошли отрывки из дневников Николая и членов его семьи, переписка царя и царицы, доклады министров и военачальников, дипломатическая почта и донесения разведки. Последние месяцы жизни царской семьи и обстоятельства ее гибели расписаны по дням, а ночь убийства – почти поминутно. Досконально прослежены судьбы участников трагедии: родственников царя, его свиты, тех, кто отдал приказ об убийстве, и непосредственных исполнителей.

А Ф Кони , Марк Ферро , Сергей Львович Фирсов , Эдвард Радзинский , Эдвард Станиславович Радзинский , Элизабет Хереш

Биографии и Мемуары / Публицистика / История / Проза / Историческая проза