Окруженный мертвыми телами и грудами мусора, он преградил нам путь, поигрывая отцовским ружьем, которое держал поперек, как канатоходец – свой шест. По его лицу крупными каплями стекала вода. На опрокинутом кассовом аппарате, распростершись, лежал Дин. Из его правой руки, покореженной взрывом, торчали белые ошметки и хлестала кровь, казавшаяся почти лиловой.
– А вот и ты, – сказал Артур и улыбнулся. У меня мороз пошел по коже от его улыбки.
– Артур, – пролепетала Акула и заплакала.
Артур неодобрительно взглянул на нее.
– Иди отсюда, Бет. – Он махнул стволом в сторону выхода на школьный двор. На свободу.
Акула не двинулась с места. Артур пригнулся, заглянув в ее инопланетные глаза.
– Я серьезно, Бет. Ты мне нравишься.
Акула повернулась ко мне.
– Прости, – всхлипнула она и на цыпочках обошла вокруг Артура.
Он гаркнул: «Не смей просить у нее прощения!», и Акула, вздрогнув, бросилась наутек. Я проводила ее взглядом, когда она побежала по жухлой траве, забирая влево, к парковочной площадке. Затем она скрылась с глаз, и до меня донесся ее исступленный вопль. Она осознала, что жива.
– Подойди, – велел Артур и поманил меня ружьем, как пальцем.
– Зачем? – Мне стало стыдно от того, что я реву. Тяжело знать, как поведешь себя под конец. Очень тяжело знать, что струсишь.
Артур вскинул ружье и выстрелил в потолок. Мы с Дином завопили в унисон с неумолкающей пожарной сигнализацией, на зов которой никто не спешил.
– Подойди, я сказал! – прорычал Артур.
Я подчинилась.
Артур наставил на меня ружье. Я умоляла его о пощаде. «Прости, что забрала ту фотографию. Я верну. Она в моем шкафчике. (Неправда.) Могу хоть сейчас отдать. Пойдем». Я была готова на что угодно, лишь бы отсрочить то, что он задумал.
Артур зыркнул на меня из-под упавших на глаза мокрых волос, не потрудившись откинуть свалявшиеся пряди, и сказал:
– Держи.
Я решила, что это означает «получай, что заслужила», «мужайся», но потом вдруг с удивлением поняла, что Артур передает мне ружье, а вовсе не берет меня на прицел.
– Разве тебе не хочется? – Артур бросил взгляд на Дина, чьи обезьяноподобные черты от ужаса исказились до неузнаваемости; теперь это был совершенно незнакомый мне человек, который никогда не делал мне ничего плохого. – Не хочется отстрелить член этому защекану?
Я потянулась к стволу, попавшись на удочку.
– Не-не. – Артур отвел руку с ружьем назад. – Я передумал.
С неожиданной грацией повернувшись на носках, Артур выстрелил Дину в пах. Дин завопил нечеловеческим голосом.
В этот момент я вонзила Артуру под лопатку столовый нож. Лезвие прошло совсем неглубоко под кожей, взрезав ее, как конверт, и выскользнуло с той же стороны, с которой вошло. Артур обернулся, изогнул губы и – я не ослышалась – сказал: «Чего?» Я перенесла вес тела на отведенную назад ногу, как показывал папа, когда учил меня метать снаряд, – единственное, чему он научил меня за всю жизнь, – и всадила нож Артуру в шею. Артур покачнулся, увлекая меня за собой, и захрипел, словно пытался прочистить горло. Выдернув нож, я воткнула его снова, на этот раз в грудину: послышался хруст, и нож накрепко засел в кости. Из последних сил Артур прохрипел: «Я только хотел помочь». Из его рта пульсирующим потоком хлынула алая кровь.
На этом я всегда заканчиваю свой рассказ. На этом я закончила его и для Аарона.
Но есть еще кое-что, о чем я никому и никогда не говорила. Когда Артур рухнул на колени и под весом своего тела накренился вниз, я подумала: «Теперь меня простят». В последний миг у Артура проснулся инстинкт самосохранения, и он успел сообразить, что, упав ничком, только загонит лезвие еще глубже. Он дернулся назад, опустившись на толстые ляжки, и в конце концов с оглушительным всплеском завалился на бок, вытянув под собой руку и согнув ноги в коленях. Я всегда думаю об Артуре, когда, лежа на спортивном коврике в точно таком же положении, делаю упражнения для мышц бедра. «Еще десять раз!» – командует инструктор, и я, проклиная все на свете, послушно поднимаю дрожащую от напряжения ногу. – «Десять секунд всегда можно потерпеть!»
Глава 13
– Потрясающе.
Аарон зааплодировал, нарушив царившее в студии безмолвие. Остальные тоже зашевелились и стали собираться на перерыв.
Аарон подошел ко мне, сцепив руки.
– Спасибо за твою откровенность.
– Не за что, – промямлила я, спешно придав лицу обычное выражение.
– Ты, наверно, не прочь развеяться, выпить чего-нибудь… – Аарон наклонился ближе и мягко сжал мое плечо. Я напряглась. Аарон это почувствовал (уж я постаралась) и убрал руку.
Аарон напоминал мне эмо, с которым я встречалась в колледже. Тот вечно приставал ко мне с расспросами о последних минутах Пейтона: как деревенела его шея, как тускнели голубые глаза и закрывались веки. Он был в сознании? Смирился или боролся? Тогда мне казалось, что любовь бывает и такой – в виде болезненного интереса ко всем кровавым подробностям моей жизни. Теперь маятник качнулся в другую сторону.
– Мда, – кашлянул Аарон. – В общем, сходи куда-нибудь, развейся! – Он неловко рассмеялся. – Завтра начинаем в семь утра, не проспи.