Счастливые люди правильно шевелят мозгами. Прикольная, но очень полезная книга о сексе, теле, мыслях и эволюции

Руби. Надеюсь, они куклы?

Нейролог. Да, и они даже не геи в открытую. Итак, в твоем распоряжении много Бертов и много Эрни. И маленькая сцена. Когда занавес закрывается, ты кладешь одного Берта и одного Эрни на сцену. Потом занавес открывается, и вот они оба разговаривают на сцене. Потом занавес опять закрывается и снова открывается. Но теперь вместо одной пары на сцене два Берта или два Эрни, то есть получается, что один из них превратился в другого. Младенец на все это смотрит, а ты потом измеряешь, с какой частотой он сосет электронную соску с датчиками.

Руби. Ужас какой. И что это показывает?

Нейролог. Это показывает, к чему младенцы восприимчивее: к изменениям цвета, идентичности или количества. Поэтому вместо превращения Берта в Эрни можно вывести на сцену одного Берта и двух Эрни.

Руби. И они будут сосать электронную соску. Все.

Нейролог. По мере того как младенец привыкает к куклам, он сосет менее интенсивно. Поэтому, если интенсивность сосания возрастает после того, как куклы на сцене меняются, значит, младенец заметил перемену.

Руби. Разве это учит его быть умнее?

Нейролог. Нет, не учит, но интересно же!

Руби. Кому – тебе или малышу?

Нейролог. Пожалуй, да, это интересно мне.

Руби. Отлично. Поведай мне еще о каких-нибудь способах выращивания детей.

Нейролог. Я пытался учить сына латыни.

Руби. Серьезно?

Нейролог. Да, в раннем детстве. Года в три.

Монах. Я звоню в общество защиты детей.

Нейролог. Не надо! Я пытался научить его лишь отдельным латинским словам.

Монах. Но как? С помощью учебных карточек? Кубиков?

Нейролог. Нет, просто начал называть разные вещи вокруг по-латыни. И добивался, чтобы сын тоже называл их на латинском. Это надолго не затянулось.

Монах. Что еще ты делал?

Нейролог. Знаете, есть возраст, когда маленький ребенок начинает называть части тела: «Колено! Локоть!» Я научил его медицинским названиям частей тела. Он знает, где у него пенис и где коленная чашечка, и медицинские названия разных физиологических явлений тоже знает – например, слово «диарея». А, и когда ему было лет пять, я научил его азам квантовой физики. Даже не азам – довольно многому.

Монах. Звучит безумно, но ты рассказывай, рассказывай дальше.

Нейролог. Началось все вполне невинно. Кто-то дал нам книгу о химических элементах, и у нее на обложке была периодическая таблица Менделеева. Я ее нежно люблю, по-моему, она очень красивая и интересная. Вот я и начал показывать ее малышу, один элемент за другим: «Смотри, вот это медь, вот так она выглядит и такая она на ощупь. Вот это натрий. Он – тоже металл, но с виду и по ощущению совсем другой». Поначалу сын пришел от элементов в восторг, он бегал по дому и говорил: «Вот это стекло. Вот это сделано из стекла». А я говорил: «Да, теперь побеседуем об атомной структуре стекла. Почему силикатные компоненты ведут себя так интересно?» Таким образом мы дошли до электронов и о том, почему субатомная энергия – квантовая.

Руби. Сколько ребенку было лет?

Нейролог. Года четыре-пять. Не знаю, помнит ли он все это.

Монах. Вот-вот.

Руби. Но объясни мне, пожалуйста, на что ты рассчитываешь потом, когда набьешь ему голову знаниями? Он знает латынь. Он знает квантовую физику. Он знает, почему появилась Вселенная. А теперь представь, что ты умираешь, – чего бы ты пожелал ему в жизни?

Нейролог. Дело не в том, будто я считаю, что вся эта информация понадобится ему, чтобы преуспеть в жизни. Я просто хочу воспользоваться тем, что он еще очень юн, а у ребенка в таком возрасте мозг как губка, впитывает все. У маленьких детей мозг создает триллионы нейронных связей, больше, чем когда-либо впоследствии в жизни. Это самое подходящее время, чтобы научить их новому языку, игре на музыкальном инструменте, чему угодно. Я хочу успеть дать сыну все возможное, пока этот период не закончился.

Руби. А какой крайний срок? Ты хочешь нашпиговать его знаниями до какого-то определенного возраста?

Нейролог. Лет до пяти, до шести. После этого, конечно, дети способны многому научиться, но потребуется гораздо больше усилий.

Руби. Ясно. А потом ты умыл руки и больше сына не обучал?

Нейролог. Я пытался его учить, но немного – жена все время возражала. Она просто хочет, чтобы он был счастлив и иногда имел возможность побездельничать, поэтому она стала бдительной и редко оставляет меня с ним наедине.

Монах. Хороший ход. Возможно, у нее всегда есть под рукой телефон детского психолога.

Руби. Аш, сколько сейчас лет твоему сыну?

Нейролог. Восемь.

Руби. И какой жизни для него хочет твоя жена?

Нейролог. Хочет, чтобы он был хорошо приспособлен к окружающей обстановке. А это не в индийских традициях.

Монах. От нас всех хотят, чтобы мы пошли во врачи.

Нейролог. Ну, положим, не все, но все должны отучиться на медика.

Руби. Ничего себе. То есть если сын будет хорошо приспособлен к жизни, тебя это огорчит, потому что в Индии так не принято?