— Что?! Эти гастроли устроил ты?
Она сама не заметила, как перешла на «ты». Он ничего ей не ответил, и Виктория поняла, что допытываться глупо, так как все это правда.
— Ты сделал это только для того, чтобы… увидеть меня?
— Это главное…
— Значит, есть еще какие-то соображения?.. Еще кто-то из нашей труппы тебя интересует?
— Виктория! Ты должна узнать все.
Он взял ее за руку и повел с Малекона — не в сторону отеля, а в сторону темного проулка. Там стоял серый «форд».
Он направил машину к бухте, по винтовой эстакаде спустился в тоннель, проходящий под ее горловиной, и выехал за город.
— Меня зовут Хорхе, — сказал он. — Я колумбиец…
— Ты давно живешь на Кубе?
— Время от времени я здесь отдыхаю…
— После работы на континенте?
— Если это можно назвать работой…
Через несколько километров он свернул к рыбачьему поселку, где возле старого причала стояла большая яхта. На свет автомобильных фар из рубки выглянул человек с автоматом.
— Привет, капитан! — сказал он Хорхе. — Останешься?
Хорхе взглянул на Викторию. Она промолчала.
— Да, Рамон, — сказал он. — Можешь взять мою машину. Пригонишь в шесть утра…
Глава 22
Хорхе Муньос стал одним из муравьев наркобизнеса, когда, не имея средств для продолжения образования, ушел из университета.
Острый аналитический ум и фантазия, не востребованные наукой, позволили ему несколько раз выпутаться из смертельно сложных обстоятельств. Это привлекло к нему внимание босса и продвинуло в ближайшие его помощники.
Хорхе не удивило, а скорее обрадовало, когда он узнал, что босс работает на революцию — не потому, что это некоторым образом оправдывало криминальную деятельность Хорхе, а потому, что в ту пору он, как миллионы его сверстников, симпатизировал «острову свободы».
Через некоторое время, по каким-то стратегическим соображениям босса убрали, а занять его место предложили ему.
С тех пор утекло много воды. Он уже не был тем боевиком, который обеспечивал продвижение «товара» из дебрей Колумбии — через Антильские острова — в Соединенные Штаты. Он планировал эти операции и следил за их осуществлением.
Его давно не устраивала доктрина «зло — во имя добра».
Он видел, как один за другим исчезают «боссы», некоторые из которых, не в пример ему, занимали видные посты на Кубе и в других странах.
В последнее время у него были достаточные основания подозревать, что если не дни, то месяцы его сочтены.
Уже давно ему не давали нового задания.
Дойдя до этого места, Хорхе умолк…
Они лежали в обнимку напротив большого круглого иллюминатора. Вдали мерно вспыхивал маяк. Слышно было, как у причала тихо плещется волна.
Хорхе нежно поцеловал ее волосы. Она улыбнулась и сказала:
— Если бы еще час назад мне сказали, что я смогу вот так с тобой…
Она не часто была с мужчинами и каждый раз потом с замиранием сердца вспоминала себя за час до того, как это происходило.
Путь от спокойной близости к жаркому соитию казался ей магическим чудом. И она, как язычница, верила, что у этого чуда есть особый ангел-распорядитель, — древние называли его Купидоном…
Первым ее мужчиной был насильник. Она не сопротивлялась, а он, видя ее покорность судьбе, не обошелся с ней жестоко.
Она не утратила веру в людей и в любовь, не ожесточилась. И последующими связями, не частыми, по сравнению со сверстницами ее круга, как бы вылечила себя от той обиды — когда женщиной она стала не по своей воле…
Каждая новая встреча была для Виктории чем-то великим, во что она отказывалась верить, чем-то невозможным, и она могла признаться себе, что ни одна из этих встреч, кроме той, первой, не принесла ей огорчений.
Но никто из мужчин до этого не обладал ею с такой нежностью. Только сейчас она и стала женщиной…
— Если бы еще час назад мне сказали, что я смогу вот так, с тобой… — повторил он слово в слово сказанное Викторией.
— Хорхе, так странно все это. И так тревожно. Мне кажется, что мы встретились лишь для того, чтобы навсегда расстаться. И поэтому я не знаю, радоваться мне нашей встрече или проклинать ее…
— Уж во всяком случае, не проклинать.
— Пусть бы мы никогда больше не увиделись, лишь бы с тобой не произошло ничего плохого…
— Постараюсь…
— Вот я лежу с преступником и рада этому! — рассмеялась она, закрыв лицо руками. — Господи, что же это такое!
— Ты лежишь с человеком, который тебя любит. С человеком, который не хочет больше быть преступником. И свидетельство этому, что я тебе исповедался… Так больше не будет. Я выхожу из игры…
— Неужели тебе позволят это сделать?
— Важно, что я себе это позволяю.
— Что ты имел в виду, когда сказал, что не только из-за меня попросил пригласить на Кубу нашу труппу?
— Я открою тебе это… Только прошу с этого момента слепо довериться мне. И делать то, что я велю.
— Ты хочешь меня… завербовать?
— Нет! Я же сказал, что выхожу из игры. И хочу, чтобы ты помогла мне разрубить один узел.
Он встал, надел шорты и рубашку. Поцеловал Викторию.
— Ты лежи, я сейчас…
Он вернулся через пять минут с горячим кофе и сандвичами на подносе. Виктория к этому моменту успела встать и одеться. Хорхе озабоченно сказал: