Счастливые Земли

В следующий миг его сбил с ног Рыбак. Рухнув в пыль, Кировей взвыл, стараясь схватить охотника за ноги. Латные перчатки лишь скользнули по поножам.

— Прости, — всхлипнул Джаззи, и его меч с хрустом прошел меж пластин доспеха.

Кировей замер.

Навсегда...

В лесу раздался дикий, многоголосый вой.

— Бежим! — взревел Гнев.

— Но Кировей! Похоронить! — прокричал было Гезеш.

— Кретин, мне вас всех хоронить придется. Там стая! — Проклятый полыхнул так, что пламя сорвало ремней его прогоревший панцирь. Закоптившийся доспех грохнулся на дорогу.

И вновь бег.

Умершие показались из лесу цепью. Горящий сместился влево, отчаянно указывая направление бега.

— Задержу!

Бежать! Опять бежать. Сколько же можно?

Там, за спиною, оставался труп товарища. Вечером, благодаря молчаливым воронам, его лицо превратится в кровавое месиво.

Нет, у него был шлем с закрытым забралом...

Бежать!

На сей раз, обошлось без мучений. Умершие в погоню не бросились, а упрямо оцепили Горящего. Странно, почему тогда на дороге чудовища старались избежать Проклятого, а сейчас ни на кого больше внимания не обращали?

Еще долго до ушей Диких доносились предсмертные вопли тварей, пытавшихся схватить Гнева.

Огненный человек пришел в лагерь далеко за полночь. И принес тело Кировея.

Искатели не спали, ожидая возвращения Проклятого. И когда Гнев положил у костра труп боевого товарища, никто не произнес ни звука. После бегства Дикие старались вообще не разговаривать. Нелепая гибель потрясла каждого. А Джаззи пришлось паршивее всех. Ведь это он убил обратившегося приятеля. И чтобы там ни было — но еще за час до нападения они вместе смеялись глупой шутке, а потом пришлось вогнать в друга меч.

Глупо вышло...

Утром Кировея похоронили. Джаззи долго стоял над могилой друга, не обращая внимания на сборы отряда.

Лишь когда подошел Гезеш и хрипло откашлялся, воин отвлекся от свежего холмика и посмотрел на командира.

— Глупая смерть, — только и произнес он.

Лесоруб кивнул:

— Идем. Путь неблизкий...

Смерть Кировея потрясла каждого. А когда Джаззи рассказал Гезешу, что за время существования Ковыля никто не погиб, в сердце Лесоруба проснулось чувство вины.

Крулин был не таким уж плохим капитаном. За год не потерял ни одного бойца.

На третий день после гибели товарища Рыбак обнаружил в дорожной пыли отпечатки копыт.

— Здесь были люди? — с мрачным ехидством поинтересовался у него Джаззи.

— Да, вчера, — не понял иронии Рыбак. Воин почти ползал по тракту, аккуратно изучая следы.

— И что? — поинтересовался у него Гезеш.

— И то, — неожиданно вступил Мудрый. Он раздраженно кусал губы. — Это умральские разъезды, скорее всего. Значит, недолго осталось.

— Или разбойники, — заметил подошедший к разговаривающим Гнев. Сквозь раскаленный докрасна шлем пробился фонтанчик пара. Накрапывал дождь. — Но это вряд ли они. Здесь караваны не скоро появятся. Наверняка в Гур-Дарге знают о гибели Уффейн-Дарга, — продолжил он.

— Значит, разъезд?

— Думаю да, а бандиты будут на дороге от Гур-Дарга к Аннтейр-Даргу. Вот там придется несладко.

— Сколько, по-твоему, до города? — Лесоруб решил сменить тему.

— День... Может быть, два. Я давно в этих краях не был. Да, на всякий случай, — Гнев повысил голос и огляделся, — никому не говорить про умершую женщину, что я грохнул. Ясно?

В ответ раздались нестройные заверения.

— Почему? — не понял Гезеш.

— Капитан, я все время забываю, что ты как дите малое, — прогудел Гнев. — Женщина в Умрале святость. Поднять на нее руку — грех смертельный. Я же ее убил. За это четвертуют.

— Она же умершая была, — нахмурился Лесоруб.

— Им без разницы, — пожал плечами Горящий. — Любой умралец будет стоять и покорно ждать, пока умершая до него не дотронется. Ну, или сбежит. Узнают, что я убил женщину, а вы не вмешались, — четвертуют всех. Кроме меня, разумеется. — Гнев утробно хохотнул.

— Хороший культ, — хмыкнул Друз. — Правильный.

— Как тебе сказать, — повернулся к нему Горящий. — В Гур-Дарге сами все увидите. И учтите, предупреждаю сразу — никаких грубостей и сальностей в адрес женщин. Понимаю, что вам без них тяжко. Но чревато. Если сами полезут — можно. Инициативу не проявлять вообще.

— Тоже четвертуют? — с невинным видом поинтересовался Лир.

— Нет. Яйца отрежут к едрене фене. — Гнев отвернулся и зашагал по дороге.

— Хороший, видать, городок... — пробормотал Джаззи и хитро подмигнул Паблару.

— Город хороший. Может быть, даже лучший в мире. Но обреченный, как и весь Умрал, — услышал его Гнев. Остановившись, Горящий раскинул в стороны руки. — Сама страна — обреченная. Гур-Дарг я считаю последним оплотом старой жизни. Все остальное — изуродовано Безумием.

Отряд двинулся дальше. Рыбак рыскал вдоль следов, подсчитывая, сколько всадников проехало. Гнев привычно шел впереди. Мудрый с отстраненным видом изучал лес.

Все как обычно...

— Заладил Гнев — Безумие да Безумие, — проворчал идущий рядом с Лесорубом Джаззи. — Ну, есть оно, и что? Живем ведь...

— Да ладно! — раздался сзади голос Паблара. — Это жизнь?

— Мне все равно, я иду в Счастливые Земли. Там ничего такого нет! — словами Мудрого ответил алебардист.