Счастливый билет. Моя настоящая жизнь. Том 2

Все поставленные Карбаускисом спектакли свидетельствуют о его последовательном, поступательном продвижении в профессии, освоении ее, хотя его человеческие свойства не всегда бывают столь же гармоничны, как его художественные искания. Но что делать. «Привычка свыше нам дана, замена счастию она…» Он человек такой, «хуторской», что ли, психологии, который не всегда может легко и безболезненно войти в довольно сложную и противоречивую жизнь нашего мегаполиса. Поработав четыре с половиной года в Театре на улице Чаплыгина, он ушел на вольные хлеба, недолго, правда, продержался. Как говорится, то ли воля надоела, то ли скучно стало без Подвала… Проработал еще года три, а потом уже окончательно ушел от нас и сейчас является художественным руководителем Московского академического театра им. В.В. Маяковского.

Я уверен, что еще найду новых талантливых молодых людей и, если буду здоров, смогу помочь им занять достойное место в режиссерской гильдии российского театрального цеха. Именно такая метаморфоза происходит сейчас с Костей Богомоловым, появившимся у нас в Подвале в 2007 году.

Константин Богомолов

Константин Богомолов пришел в подвальный театр несколько лет тому назад.

Костя – хорошо образованный и хорошо обученный молодой человек из интеллигентной семьи, имеющий и филологическое, и режиссерское образование. Его не держала за горло костлявая рука голода в силу того, что родители с пониманием относились к его временным финансовым трудностям. Все это позволило ему выбирать авторов, которых он действительно хотел ставить. То есть он не занимался поденной работой и даже если ставил не в самом звонком театре, то ставил, безусловно, замечательного автора. И так продолжалось раз за разом. Конечно, бывали и какие-то случайности, так осторожно я сформулирую, и были какие-то такие не самые «ах!» новаторские спектакли – к примеру, «Много шума из ничего», поставленный им в Театре на Малой Бронной. Но с момента, когда Костя Богомолов попал в Подвал, его дела очевидно пошли в гору. Он стал более требователен к себе, он не рассказывал о своей неповторимости и о замечательности пересмотров «всего и вся», за короткое время поставив семь спектаклей. Богомолов умудрился соединить в «Процессе» по Кафке серьезную попытку погрузиться в действие с попыткой расшифровать заложенную там «знакопись»… А потом несколько раз я наблюдал несомненные театральные успехи Кости Богомолова. Это и «Волки и овцы» Островского, и «Wonderland-80» по Довлатову с вкраплениями из Кэрролла.

Самым совершенным, на мой взгляд, и самым любимым моим спектаклем, который поставил Костя Богомолов в подвальном театре, является «Старший сын» Александра Вампилова. Возможно, решающее значение имело мое личное, трепетное отношение к этому автору. Но еще со всей очевидностью я вижу, что это едва ли не первое прочтение этой пьесы как истории, которая случилась именно с интеллигентным человеком. История, воспроизведенная в кинематографе, рассказывала совсем о другом – о забавном, неуклюжем человеке с нежной душой. То есть лицо у него вот такое, понимаете, как есть, а душа такая нежная, такая тонкая… А в спектакле Богомолова это получилось пронзительным повествованием, рассказанным в методологии Художественного театра. Это настоящая живая жизнь человеческого духа, воспроизводимая живыми актерами. Я, в общем-то, диву давался, как наша высококритериальная, «самая золотая» театральная премия «Золотая маска» оставила эту работу без внимания, что поколебало мое к ней доброе отношение. Впрочем, сей факт не мешает «Золотой маске» возить подвальный театр и МХТ ну бог знает куда – «от Москвы до самых до окраин». «Мы “маски” даем другим, а возим мы вот это. Нам не до “масок”, знаете ли. А нам надо, чтобы люди покупали билеты…» И я, в общем, даже как-то с пониманием и со снисхождением отношусь к этим несоответствиям…

Еще Богомолов поставил в Подвале довольно звонкую, полемическую и, что называется, с интересом встреченную русской театральной критикой чеховскую «Чайку». Эта работа Кости примечательна прежде всего неожиданной и живой своей структурой, в которой модернизм и сдвигание почти «тектонических» пластов времени оказываются очень уместными и сильно воздействуют на зрителей. Это и странно, и удивительно, поскольку «Чайка» – одна из наиболее известных и часто ставимых пьес Антона Павловича Чехова. Не найдется, наверное, ни одного сезона, прошедшего со дня его смерти, чтобы русские театры не посягали на разгадку этой тайны.