Счастливый билет. Моя настоящая жизнь. Том 2

В это же самое время я шестым чувством уловил технологию сегодняшнего театрального успеха, по которой в настоящее время живут все столичные театры. Она заключается в том, что для участия в спектакле привлекается популярный, уже прославившийся артист. А серьезность задач, которые мы ставим перед этим артистом, зависит уже от нас. Остальная труппа выстраивается вокруг него, зрители идут на любимого артиста, театр собирает залы. А собираемость зала и возвращение доверия зрителя были моей целью! Поэтому первым делом я привлек к участию в постановках Художественного театра известных артистов Подвала. Женя Миронов вместе с Гариком Леонтьевым был занят в «№ 13», а через несколько лет – в спектакле «Господа Головлевы», где он блистательно сыграл роль Иудушки. Жаль, что не получилось осуществить постановку шекспировского «Ричарда III» режиссера Питера Штайна, которую я планировал специально для Миронова. Зато Женя пришел мне на выручку, когда я реанимировал ефремовскую «Чайку». Спектакль еще долго и успешно существовал в репертуаре театра именно в версии Ефремова и с Евгением Мироновым в роли Треплева.

Думаю, что я выиграл битву по регенерации МХТ прежде всего за счет того, что моя спина была прикрыта подвальным театром, его громкими именами. По сути дела, я имел не одну труппу, а две. И они каким-то удивительным образом сообразили, что их спасение не в борьбе друг с другом, а в единении, в объединении и помощи друг другу.

Сейчас я уже так окончательно перепутал и смешал всех звезд на небосклоне… Начнем с того, что этот процесс – это не процесс антрепризы, а процесс сообщающихся сосудов, коими сейчас являются труппы МХТ и подвального театра. Это разные подходы. До этого и Оля Яковлева, и Женя Киндинов, и другие актеры, начиная с Александра Андреевича Вокача, замечательного артиста «Современника», который еще в 80-е годы играл с моими студийцами в спектакле «Прищучил», подставляли подвальному театру плечо, иначе это не назовешь. Театр-студия на улице Чаплыгина был молодым театром, и там просто не было людей старшей возрастной категории. Так же, как во МХАТе в тот момент, когда я заступил на место руководителя, был большой пробел в молодых актерах и молодых исполнителях главных ролей. Вот и все. Выходов было как минимум два. Раздувать штаты до тех размеров, которые были до раздела МХАТа, когда в труппе находилось порядка ста семидесяти человек. Либо вот таким образом, каким это сделал я. И самые серьезные предостережения оказались несостоятельными.

Еще раз говорю: мне удалось счастливо избежать антрепринизации. Не будь этого «засадного полка» в лице Подвала, сколько бы мне тогда пришлось перетаскать из других театров и киностудий этих ингредиентов для освежения крови… Добавлю, что в результате всего этого труппы двух театров не слились в одну, не ассимилировались, а как-то переплелись, сохраняя собственные индивидуальные черты.

Довольно трезво оценивая происходящее, я вижу и издержки этого пути. Издержки, которые, как ни странно, «суть продолжения наших достоинств». Наступившее финансовое и экономическое благополучие стало распределяться ситуативно: а давайте будем со всеми хорошими, а давайте отдадим максимально много, что возможно после голодухи и нищенства социализма. Объяснимо. Но для дела не полезно. Театр – организация, построенная на конкурентности состоящих в ней людей. И тут начинаются, на мой взгляд… Нет, не ошибки. Я бы их так не назвал. Хотя, может, и ошибки. Уж как минимум – упущения. По сути дела, проблема настоящего формирования труппы в моем понимании еще не завершена.

Я не на исключения надеюсь. Я надеюсь на резкое увеличение конкуренции среди существующей категории, которая называется «молодые актеры».

Наверно, потому, что сейчас их хватает. А когда будет очевидно не хватать, тогда, естественно, возникнет проблема. А взять впрок – это неверно. Это называется: приблизить созревший плод к линии, производящей сухофрукты.