Счастливый брак

Она хочет уйти в мирном забытьи, думал он, глядя на ее профиль, видневшийся над краем простыни. Еще сегодня утром Маргарет объявила, что завершила последнюю работу — отобрала погребальную одежду. Теперь он понимал: когда она спрашивала его разрешения быть похороненной в серьгах, которые он ей подарил, она с ним прощалась — это были ее последние слова одобрения и благодарности. Она сказала, а он не ответил. Энрике перевел взгляд на июньское вечернее небо, еще розовое на западе, и увидел свою будущую жизнь. Быть в одиночестве — это совсем не то же самое, что быть одиноким. Последний раз он отбывал заключение в собственной черепной коробке двадцатилетним юнцом. Все эти годы он беспечно шел по жизни, будучи уверен: он независимый человек, который по случайности оказался женат на Маргарет. Только теперь, когда все шло к концу, он понял, как сильно заблуждался. Часть его принадлежит ей и вместе с ней уйдет. Покинутый. Вот правильное слово. Энрике оставался на берегу и не мог помахать вслед, оставался покинутым и Маргарет, и самим собой — тем, кого она создала своей любовью.

Он подвесил к штативу второй пакет с цефепимом, умудрившись отсоединить пустой и подключить новый, не побеспокоив ее. Этими средствами он не мог пробудить ее к жизни. Она хотела растаять, как летний день, медленно и красиво превратившись в иссиня-черную ночь. Что-то огромное и непостижимое призывало ее. Глаза Энрике остановились на запрещенных пакетах с раствором. Сонливость должна быть частью процесса умирания, так ему сказали. Один литр может подействовать как чашка крепкого кофе, вернуть ее в сознание, чтобы он мог удовлетворить свой эгоизм. А ведь он очень алчный, разве нет? Разве это не он всю жизнь только брал от своей жены? Разве это не они с сыновьями выпили из нее все соки? Разве не он заставил ее примириться с его никчемными родителями и корыстным братцем? Разве не он оставил ее на растерзание угрюмым прагматикам ее семьи, вместо того чтобы внушить ей уверенность в своих силах и заставить заняться искусством? Те немногие снимки, что ей удалось сделать в промежутках между его такими важными, бесконечно обсуждаемыми романами и сценариями — простые, искренние фотографии людей, идущих по жизни с дружелюбием, отвагой и решительностью; портреты детей, которые с щемящей сердце наивностью смотрели на окружающий мир, слишком огромный и жестокий для их трогательных притязаний; или ее последние картины, где коровы купались в ярком море красного и желтого, — во всех ее работах были простор и бесконечное жизнелюбие, которого так не хватало сердитому и агрессивному Энрике.

Он действительно не представлял, как его бедное сердце переживет потерю ее любящей души. Сумеет ли он удержаться на плаву без поддержки лазурных глаз Маргарет и ее веры в его силы? На самом деле он не был сильным. Без нее он был просто потерянным. Взять хотя бы то, что происходило с ним теперь: закончилась его миссия секретаря, скоро закончится работа сиделки — без Маргарет, его проводника в этом мире, его способа существования, ему остается лишь тупо стоять и в унынии наблюдать закат над Манхэттеном, больше не восхищаясь его красотой. Да и как он может ею восхищаться? Он знает, что здания этого города, даже самые высокие, не вечны, знает, что вкусы, звуки, ощущения жизни тоже мимолетны. Его мысли всегда были либо в будущем, либо в прошлом, тогда как Маргарет умела жить настоящим. Она была жизнью, и сейчас эта жизнь умирала.

Он решил не использовать пакет с раствором. Все, что он делал до сих пор — контроль температуры с помощью антибиотика, но не продление жизни, — было оправдано. Процесс, видимо, все равно был необратим. Лишенная гидратации и питания уже в течение четырех дней, Маргарет постепенно слабела, прежде чем окончательно впасть в кому. Ему оставалось надеяться, что если он не оставит ее ни на секунду, то не пропустит, как она на мгновение придет в сознание, и успеет рассказать ей — разумеется, не о страхах перед будущим, а о том, каким великим даром была ее любовь, время, проведенное с ней, и как он благодарен за то, что она была с ним, не только за всю его взрослую жизнь, но и за каждый день этой жизни.

А если не получится, если он уже потерял шанс сказать ей «прощай», можно утешать себя тем, что он хотя бы не был бессмысленно жесток с ней. Она умрет, так и не узнав, что он изменил ей с одной из ее подруг. Салли снова стала регулярно общаться с Маргарет, узнав о ее болезни, звонила или писала ей каждые несколько недель из Лондона, где она жила со своим английским мужем и светловолосыми дочерьми-близнецами. Год назад она пересекла Атлантику и провела пару часов наедине с Маргарет, после чего к ним приехала Лили, и их трио воссоединилось. Энрике старался держаться подальше. Не для того, чтобы избежать неловкости: они с Салли пересекались один или два раза на чьих-то юбилеях, общаясь вполне легко и дружелюбно. Просто он хотел, чтобы подруги могли вернуться в атмосферу своей незамужней юности.