Счастливый час в «Каса Дракула»

— Вы же сами подметили, что женские чары сегодня изменили мне, — произнося это, я все еще раздумывала над тем, что же не так с его костюмом. Он был хорошего кроя, но вот уже пятьдесят лет (плюс-минус столетие) такие никто не носит. И к тому же запах… К легкому свежему аромату лосьона после бритья примешивался запах кедра. Видимо, костюм много лет не доставали из шкафа.

Взгляд его дымчато-серых глаз лениво прогуливался вверх-вниз по моему телу, отчего блудливые механизмы, расположенные внутри моего организма, самопроизвольно пришли в действие.

— Возможно, я был неправ, — сознался он. Его голос действовал так же возбуждающе, как партия бас-гитары на фанк-дискотеке.

Встреча с Себастьяном несколько расшатала мои нервы, и я никак не могла сообразить, чего хочет этот мужчина — пофлиртовать или оскорбить меня.

— Было очень мило с вашей стороны безвозмездно предоставить услуги по критике незнакомок, — выдавила я из себя жалкий ответ.

Неужели я сказала «безвозмездно»? Если так пойдет и дальше, из меня начнут вылетать словечки типа «проформа», «де-юро» или «де-факто», и все закончится разговором в стиле ad nauseam' [10]. Я решила, что тактически верно будет ретироваться в другую часть зала, протиснувшись сквозь поглощенную приветственной речью толпу, иначе я рискую сболтнуть еще какую-нибудь глупость.

В этот момент Себастьян обратился к гостям, талдыча обычные «рад оказаться здесь», «счастлив, что сегодня собрались истинные почитатели моего таланта» и т. д. и т. п. Потом он открыл экземпляр своего романа, чтобы прочитать вслух одну из глав. Неужели мне раньше действительно нравилось, как он пишет? Или мне до такой степени льстило его внимание, что я убедила себя, будто мне интересен этот бред?

Казалось, остальные гости были очарованы тем вздором, который изрыгал Себастьян. Среди прочих он использовал слова «люминесцентный», «имманентный», «перманентный» и «трансцендентный». Возможно, в этой стране во время преддипломных творческих занятий студентам раздают списки слов из запаса журналистов, работающих для «Нью-Йоркера». Понятия не имею. Моя мать Регина убедила отца, что финансирование липосакции ее «проблемных зон» важнее, чем оплата моего преддипломного курса. Слушая Себастьяна, я думала, что, возможно, она была права.

Официант с морковной шевелюрой поставил свой поднос на столик возле стены.

— Похоже, ты привлекла внимание кого-то из здешних джентльменов, — снова приступил он к беседе.

Я не удивилась тому, что парнишка испытывает ко мне такой непрофессиональный интерес. У меня всегда было что-то вроде симбиоза с особями семейства официантов.

— Если ты имеешь в виду, что я попыталась навязать свое общество почетному гостю, то, видимо, да.

— Не хочу тебя обидеть, но такие парни не для тебя. Я знаю, о чем говорю. — Сказанные кем-нибудь другим, его слова могли бы прозвучать как «найди себе ровню» из «Вестсайдской истории», но, судя по всему, он решил таким образом предупредить меня о якобы нетрадиционной сексуальной ориентации Себастьяна.

Мне не хотелось разубеждать беднягу в том, что у него классный гей-локатор, и потому я сказала:

— Спасибо. Я буду иметь это в виду.

Официант подмигнул мне и ускользнул. Я недоумевала, почему он не прихватил поднос с закусками. Парень-то он хороший, а вот официант никудышный.

Наконец Себастьян перестал нести пургу. Раздались бурные аплодисменты. Тут я заметила, что потрясающий мужчина смотрит в мою сторону и улыбается. Неспешно подойдя ко мне, он произнес:

— На этой тусовке делать нечего. Может, свалим?

Я явилась на эту вечеринку, чтобы всячески предлагать себя, но только не в этом смысле. Однако переполненный зал казался слишком тесным, и я по-прежнему мечтала заколоть Себастьяна десертной вилочкой, поэтому идея смыться, прежде чем я совершу нечто противозаконное на глазах у многочисленных свидетелей, показалась мне совсем даже неплохой.

— Я так понимаю, вы не связаны с издательским миром?

— Зачем тогда мне было приходить сюда? А вы писательница?

От его кривобокой улыбки некоторые части моего тела подняли настоящий бунт, подстрекая меня броситься ему на шею.

— Мы пойдем в какое-нибудь тихое местечко, где можно будет спокойно поговорить о вашем творчестве. Сразу видно, что вы интересная писательница, уникальная.

— Прошу прощения, вы что, дурой меня считаете? — Похоже, мужчины полагают, что грудастость обратно пропорциональна силе ума.

Смешинки заплясали в его глазах.

— Неудачно выразился, да? Но я ведь прав, верно?

— Каждому писателю хочется думать, что он интересен и уникален. Но это не означает, что так оно и есть.

Мне не хотелось думать о том, что Себастьян отвоевал у меня сегодняшнюю премию Ф.Т. Барнума. Интересно, стал бы великий шоумен отвергать потенциального спонсора?

— А вы ведь так и не представились, — пробормотала я с таким видом, будто бы и впрямь была приличной девушкой.

Потрясающий мужчина взял меня под локоток и вывел из толпы. Он повел меня по мраморному холлу через обшитый деревом вестибюль и, только когда мы оказались вдали от шума вечеринки, произнес:

— Я Освальдо Кракатоа.