Мы с женой стали обсуждать, чем нам там заняться, хотя решение было простым и обоюдным: будем делать то, что захотят наши дети. Им было пять лет и год, и их счастье было для меня главным в жизни – и даже больше. В то время я охотно ходил на игровые площадки, в семейные бассейны, возился с игрушечными космическими кораблями и часами смотрел мультики про свинку Пеппу. Вообще-то в свои двадцать с хвостиком я должен был бы содрогаться от ужаса при одной мысли о подобном времяпрепровождении и мгновенно возвращаться к написанию комедии, чтению научно-фантастических романов и просмотру бесконечных DVD.
Гедонист, каким я был в восемнадцать лет, презрительно хмыкнул бы, узнав, что всего через несколько лет я откажусь от независимости и запрусь в четырех стенах, хотя меня будет ждать весь мир, буквально бурлящий от алкоголя. Но подобное представление напугало бы меня до смерти во времена моего детства, когда я предпочел бы проводить время с комиксами, в бассейне или с игрушечными космическими кораблями. Дети вернули меня к тому, с чего я начал.
И это очень интересно. Я многое узнал о том, что делает нас и наш мозг счастливыми. Но то, что приносит нам счастье сейчас, вовсе не обязательно сделает нас счастливыми через год или пять лет – или даже через десять минут. Вот почему яркие заголовки, рекламирующие достижения технологии, которые «изменят ваш мозг», – чистой воды вранье. Все, что мы испытываем, от съеденного яблока до похода на рыбалку, в той или иной степени «меняет мозг». Такова жизнь. Статичный, замерший в определенном состоянии мозг бесполезен в постоянно меняющейся среде. Статичный мозг мертв.
Но разве это не отвергает саму концепцию «вечного счастья», которое, как нам говорят, и есть смысл жизни? Как счастье может быть постоянным, если непостоянен порождающий его мозг? А когда мы его ощущаем, насколько серьезные и «глубокие» изменения происходят в нашем мозге? Или все случается на поверхности, словно на экране телевизора, где картинки сменяют друг друга, а внутренняя начинка остается прежней? А может быть, это похоже на гусеницу, которая становится бабочкой: полный переворот во всем вплоть до самых фундаментальных функций? Судя по всему, ответ где-то посредине между этими крайностями.
Именно этот ответ я и решил найти, прежде чем подвести итог своему исследованию. И когда отзвучало мое последнее «ура», я начал разбираться в том, как мозг меняется в течение нашей жизни, от рождения до смерти, и что эти изменения значат для счастья.
Счастье – это что-то детское
Технически наш мозг
Только что родившийся жеребенок может стоять на ножках – пусть даже и не очень уверенно. Крохотные котята или щенки, хоть и лишены зрения и слуха, находят путь к матери, чтобы прокормиться. Вылупившиеся черепашки ползут через весь пляж, помогая себе
Для того чтобы было куда вместить наш стремительно растущий мозг, людям пришлось увеличить свою голову и череп. Вот почему у homo sapiens лоб гораздо выше, чем у наших плосколобых кузенов неандертальцев{385}
. Но это относится только к голове. По размерам тел люди сопоставимы с приматами. В результате наше физическое развитие стало неравномерным: голова растет «быстрее», чем все остальное. Тело младенца составляет около пяти процентов тела взрослого, а его голова – целых двадцать пять процентов!{386}Поскольку размеры родового канала ограничены костями женского таза, младенец должен рождаться таким, чтобы его нежная головка смогла пройти через этот канал. Но в силу эволюции человеческая голова растет гораздо быстрее, и тело не успевает достичь «должной» степени развития к моменту выхода в свет. Существует множество теорий о том, почему младенцы рождаются именно в девять месяцев – это и прямохождение, и энергетические потребности, и даже изобретение сельского хозяйства{387}
. Но какова бы ни была причина, младенцы рождаются на значительно более ранней стадии физического развития, чем детеныши других видов.