Примечание:
«Пасхальные победы…»
Помню, когда я был маленьким, у нас в семье на Пасху традиционно красили яйца, ну и бились ими, разумеется. Отец соревновался со мной по-настоящему и очень болел за свой выигрыш. Таким образом, он, насколько я понимаю, пытался воспитать во мне бойцовский дух, что, надо думать, ему удалось.
Правда, сам я достаточно тяжело переживал все эти, как мне казалось, «дурацкие» соревнования. Конечно, если бы я в них выигрывал, они бы мне «дурацкими» не казались, но выигрывать у меня не особенно получалось.
Бабушка вела себя иначе: она мне поддавалась, чего трудно было не заметить, и эти поддавки не слишком меня радовали. Впрочем, она всегда делала так, чтобы мы закончили на моей победе, и это было хорошо.
И вот я вспоминаю первую Пасху Сонечки, когда она уже могла поиграть в эту игру, а няня ответственно накрасила яйца. Признаться, обнаружив на столе эти заготовленные снаряды, я думал о том, как бы только замылить возникшую суматоху по этому поводу.
«В конце концов, в этом “спорте” нет ничего, что характеризовало бы способности ребенка, – все зависит от того, какое яйцо ему попалось, а потому какой смысл подвергать самооценку ребенка этому ничем не оправданному риску?» – объяснял я себе.
Но что было делать? Сонечка уже успела обменяться пасхальными яйцами с соседскими детьми, и была поставлена в известность, что предстоит некая игра. В общем, спустить это безобразие на тормозах не было никакой возможности. И я уже был в драме, когда положение, как и обычно, спасла Лиля. Что же она придумала? То, что никогда бы не пришло в мою голову, которая устроена далеко не так талантливо…
В какой-то момент всем были розданы красочные пасхальные яйца, а Сонечка вся тряслась от предвкушения интересной и загадочной для нее игры. Мое же сердце окончательно и бесповоротно ушло в самые пятки – па-па-па-бам! Только бы у нее получилось разбить мое, а не свое! Единственное, что мне оставалось, – подставить свое яйцо так, чтобы у Сонечки было больше шансов победить.
Но с первого же удара, который Соня сделала с замахом метателя ядра, а ее яйцо раскололось с таким треском, что скорлупа посыпалась на пол. Я замер, как на заклании (что, конечно, является грубейшей ошибкой: показывать своему ребенку страх – самое последнее дело). И тут Лиля жизнерадостно, весело и ободряюще воскликнула: «Вот это да! Ах, какая молодец! Вот как разбила яйцо! Просто восторг!»
Соня, заметившая мой испуганный взгляд, встревожилась, но, переведя глаза на смеющуюся Лилю, повеселела. К счастью, тут и до меня дошло, что нужно делать, – и я тоже стал вторить: «Какая Соня молодец! Как ты здорово разбила яйцо!»
И действительно, какая разница, в конце-то концов, что происходит с этими яйцами?! Чье яйцо разбито, зачем и как? Абсолютно не имеет никакого значения – ребенок-то не в курсе! Надо было разбить яйцо, вот оно и разбилось, и даже мышки не понадобилось! Да как, с каким замахом! Блеск! А сколько радости!
И это то, о чем я совершенно забыл подумать. По привычке я воспринимал «сие битие» яиц как некую неприятную принудиловку. А тут вдруг оказалось, что это же самое событие можно воспринимать совершенно иначе, превратив его в веселую игру, совершенно лишенную какого-либо эмоционального дискомфорта для кого бы то ни было!
Конечно, теоретически я знаю, что все зависит от нашего отношения к вещам, но в моем случае все не так просто. Поскольку оптимиста во мне никогда не воспитывали, я, как правило, сначала сталкиваюсь с собственной пессимистической оценкой действительности и лишь затем, «поработав над собой», нахожу способ, как воспринимать происходящее позитивно.
Мне кажется, что нужна обстоятельность (она вправду нужна), но мы должны помнить, что, кроме серьезной части воспитания, есть еще и счастливая ее часть. И хотя мы несем ответственность за ребенка, это не значит, что мы должны пребывать в состоянии постоянного ужаса.
На нас лежит ответственность за то, чтобы он чувствовал себя счастливым, что возможно только в том случае, когда мы сами воспринимаем процесс его воспитания как счастье.Дети обладают потрясающим чувством юмора, просто мы далеко не всегда способны его понять. Мы уже говорили про малыша, который выбрасывает вещи, а потом смотрит, как они чудесным образом восстают из небытия. Исследователи в один голос заявляют, что – это проявления младенческого чувства юмора. Мы говорили о том, как дети играют в прятки, воспринимая эту игру не просто как «прятки» и даже не столько как прятки, а как самую настоящую юмористическую историю.
Еще до того, как дети обретают способность к игре в «прятки», они заходятся смехом, если мы прячемся за каким-то препятствием и высовываемся оттуда то с одной, то с другой стороны. Они не знают, с какой стороны ждать нашего появления, и их необыкновенно радует эта интрига, которая точь-в-точь похожа по структуре на интригу любого анекдота, где ситуация всегда кажется абсолютно понятной, но развязка, которая все перевернет с ног на голову, неизвестна до последней фразы.
О чувстве юмора малышей можно говорить бесконечно долго, оно есть, несмотря даже на очень юный возраст, и оно блистательное! Только мы должны его замечать и всячески поддерживать, развивать, тренировать. Пусть ребенок учится радоваться, смеяться, получать удовольствие от жизни. Это крайне важно! И мне кажется, что это необычайно эффективный воспитательный прием.