Счастливый рыжий закат

— Но, Ваше величество, — обратился к нему барон Гилмор. — Не стоит забывать, что в военных академиях у воспитателей больше возможностей влиять на своих воспитанников. Там, как известно, разрешено все, что не ведет к гибели учащихся.

Снова раздался ропот — теперь уже возмущались практически все преподаватели. О том, как принц Тигверд издевался над кадетами — ходили легенды. Однажды за неучтивость наследного принца и сотоварищей даже продали в рабство в другой мир.

— Но ведь со студентами, которые учатся по направлению целительства и стихий — нет таких проблем… — протянул император. — Как-то же с ними удается договориться?

— Вы позволите, ваше величество? — поднялся заведующий кафедрой воздушников.

— Слушаю вас, милорд Бартон, — кивнул император.

— У нас, на кафедре воздушников, да это касается и всех магических направлений, включая целителей и бытовиков — немного другая ситуация, чем у коллег. Прежде всего, к нам идут осознанно — чтобы подчинить свою магию. Если молодому магу это не удастся, то он или погибнет, или выгорит. Это осознают все. Первое, чему обучают — контроль. Коллегам же прикладных факультетов я могу лишь посочувствовать. Кто к ним попадает? Те, кто не прошел отбор у нас. Те, кто слишком ленив, либо слишком спесив и избалован, чтобы так работать над собой…

Милорд Бартон сел под одобрительный шепот коллег.

— Получается, — притворно развел руками Фредерик Тигверд, — что все, кто обучается на направлениях, что вызвали мое неудовольствие — лишены магии? Как такое возможно?! Это же дети аристократов?!

— Ситуация немного другая, ваше величество, — поднялся заведующий кафедрой международных отношений. — Понимаете, наши коллеги с факультетов стихий помогают нашим студентам совладать с магией. Но не более. И это не ставится в приоритет.

— А что, простите, «ставится в приоритет»?

— Мы развиваем в них гармоничные личности, и поэтому недопустимо работать с ними так же, как с солдатами.

— По-моему, вы развиваете в них ничем не обоснованное тщеславие, — прищурился его величество. — И если так будет продолжаться дальше, то и студенты, и те, кто их обучал — все понесут наказание.

— Но, ваше величество! — выдохнул пораженный заведующий кафедрой.

— У вас год, чтобы изменить ситуацию. И если для того, чтобы объяснить всю серьезность своих намерений мне придется разжаловать в солдаты ряд студентов — я пойду на это. Если придется применить поражение в правах — я это сделаю.

Уходил его величество в такой же гробовой тишине, что и появился — только смотрели все теперь не на меня, а на него.

— Итак, — невозмутимо проговорил барон Гилмор. — Его величество дал приказ. Следовательно, он должен быть выполнен. Сейчас — четверг. Время на обдумывание — до понедельника. В понедельник — совещание с заведующими кафедрами. С утра.

— У нас занятия, — злобно ответили сразу несколько заведующих.

— Хорошо. В пятнадцать тридцать, я жду вас с планами работ и отчетами. Во вторник — с утра, перед занятиями — общее собрание всех студентов. Будем беседовать. Как вы думаете, надо оставлять отдельно первый курс?

— Много чести, — прозвучало дружно.

— Расскажите — какие методы воздействия на студентов применялись до сих пор? — спросил барон Гилмор.

— По результатам первой сессии. Зимой, — раздался общий галдеж.

— Отвечайте по одному! — нахмурился военный. — Герцогиня Моран, например. Прошу Вас, герцогиня.

«Вот, спасибо» — подумала я, но послушно поднялась.

— Мы честно предупреждаем студентов, о том, что после первой сессии будут отчисления, — начала я — и коллеги согласно закивали. — Кроме того, есть многолетнее негласное соглашение, что сессии у студентов первого курса — зимняя и летняя, принимаются максимально жестко. Особенно у тех, кто пропускал занятия. Или был дерзок.

— При этом родителей, насколько я помню, вы особенно не извещаете, — проворчал барон Гилмор.

— Об отчислении — обязательно. По факту, — склонила я голову. — С родителями, как вы знаете не понаслышке — вообще сложно. Преподаватели — всегда виноваты, дети — незаслуженно обижены.

— У вас ведутся журналы посещения? — поспешил сменить тему заместитель ректора.

— Семинарских занятий — безусловно, — кивнула я.

— А лекции?

— На усмотрения преподавателя. Я, например, не веду. У каждого из нас на лекциях — поток. Четыре группы по тридцать человек. Иногда — больше. Устраивать перекличку — долго. Пускать листок по скамьям — бессмысленно.

— Почему?

— Потому что друзья и товарищи впишут отсутствующих, — под одобрительный гомон сообщила я военному известные каждому преподавателю вещи.

— Да. Вы правы, — задумался барон Гилмор. — В военной академии с этим проще. На занятия — строем. Опять же — наказания. Чистка конюшен, мытье туалетов, работа подсобными рабочими на починке казармы — все это необыкновенно хорошо влияет на неокрепшие умы…

— Увы, — чуть поклонилась я ему. — Боюсь, что все эти меры воздействия у нас, в гражданском учебном заведении, не пройдут. Хотя бы потому, что по уставу, мы не имеем на них права.

— У вас что — студенты не отрабатывают провинности?!