Счастливый рыжий закат

— А можно прислать студентов с факультета журналистики? — вдруг спросила я. — Ну, чтобы нельзя потом было сказать, что все подстроено.

— Шумно от них будет, — поморщилась миледи Бартон.

— Но эффект…

Не думала, что барон Гилмор умеет смотреть умоляюще.

— Давайте попробуем, — недовольно согласилась миледи Бартон. — Только после инструктажа.

— Договорились, — обрадовался барон. — Дамы. Я вас оставлю.

Он поклонился, сделал несколько шагов прочь — потом развернулся и сказал:

— Миледи Моран, у вас занятия во сколько заканчиваются?

— Две пары. Следовательно, в половину первого дня.

— Зайдите ко мне. В час.

— Хорошо.

Сказать, что студенты после посещения госпиталя были ошарашены — это не сказать ничего. Тихие. Бледные. Раздавленные той информацией, которую узнали.

— Теперь займемся лекцией, — одобрительно кивнула я. И мы вернулись в аудиторию. Слушали меня очень внимательно.

После занятий я успела сбегать домой — надо было кое-что захватить. И — как бы ни удивлялась тому, зачем я могла понадобиться барону Гилмору — в час дня была у него в приемной.

Из-за закрытой двери слышался чей-то громкий негодующий голос.

— Родители потянулись, — тихо, но злорадно сообщила мне секретарша. — Теперь сам наслаждается.

Я кивнула.

— Сколько мы с бедным милордом Мораном натерпелись… Сколько он нам крови выпил? Да вы и сами знаете. Теперь вот — пусть тоже удовольствие получит! Так ему.

— В общем — да здравствует император! — тихонько поддержала ее я.

И мы хором, с огромным энтузиазмом — но шепотом провозгласили:

— Бра-бра-бра!!!

Внезапно дверь распахнулась.

— Нет, вот от тебя, Гилмор, я такого не ожидал! — проревел огромный мужчина в военной форме. — Ты же тоже солдат, а не эти крысы тыловые!

— Послушай, Клар, — голос военного был печален, но решителен. — Твой сын замечен в компании тех, кто вызвал неудовольствие его величества. Только по счастливому стечению обстоятельств мальчишки не было в пятницу на площади Цветов — а там, как ты понимаешь, пойдут реальные приговоры. Поражение в правах и рудники.

— Он младший. И он не хотел быть солдатом. Жена умолила меня…

— И твой сын, и мой — плохо воспользовались теми возможностями и привилегиями, которые мы зарабатывали кровью. Увы.

— Почему, Гилмор? — военный вдруг поник. — Что не так с нашими детьми?

Барон вздохнул:

— Я долго думал об этом, когда мой сын…

Он некоторое время помолчал, стараясь взять себя в руки. Потом продолжил:

— К сожалению, они оказались ведомыми. Попали в компанию тех, кто много и не по делу говорит. Мутит воду среди студентов. Я разберусь, даю слово. Но все, кто входил в группы, которые его величество охарактеризовал как «группы противников Империи» — будут отчислены. Нам повезло, что твоего я могу определить к Ричарду в Академию. Я лично просил позволения у императора и договаривался с командующим. Большинство будут отчислены с поражением в правах. А ты знаешь, что это значит.

— Они не смогут работать в госструктурах.

— И не будут иметь возможности получить образование. И — по большому счету — смогут заниматься только хозяйством в поместье.

Оба военных тяжело вздохнули.

— Я постараюсь сделать для детей военных все, что смогу, — еще тише сказал Гилмор. — Конечно, если они сами не зачинщики. Но наказать я обязан. С другой стороны — пусть твой лучше сейчас посидит на хлебе и воде в замке Олден — я договорился с комендантом — чем получит реальный срок.

— Что же мы сделали не так? Почему они такие? — с отчаянием спросил военный.

— Думаю, им вольница в голову ударила. Плюс, кто-то ведет в университете подрывную работу. Другое дело, что наши сыновья оказались подвержены чужому влиянию. А мы для них больше авторитетом увы, не являемся…

На этом мужчины распрощались.

— Миледи Моран, прошу! — пригласил меня барон Гилмом в кабинет.

Первое, что я сделала, когда вошла — протянула барону два длинных узких бумажный пакета, с приятно булькающим содержимым.

— Что это? — настороженно посмотрели на меня.

— В одном — успокоительное зелье.

— Да, — потер виски барон Гилмор, — пригодится. Спасибо. А в другом?

— Вот.

Я достала бутыль с деревенским самогоном.

— А это что? — с любопытством спросил барон.

— Самогон, — честно ответила я.

— Гномий?

— Нет, — покраснела я. — Деревенский. Лесники его настаивают на листьях красного орешника и крепчай-траве. Раймон… герцог Моран говорил, что гномьему он не уступает.

— И за что мне такая милость?

— Мы много говорили с мужем о том, что только ваша жалоба на меня свела нас вместе. И мы вам… очень благодарны…

Гилмор расхохотался.

— Простите, миледи, — смог проговорить он, наконец. — Присаживайтесь.

Барон вытер глаза. Потом сказал:

— Никогда не думал, что у моего позора будет такой положительный результат.

— Простите.

— Ничего. Ведь вы спасли мне жизнь.

И мы оба погрузились в воспоминания.

— А почему Моран решил сначала вас уволить? — вдруг спросил военный.

— Хотел перевезти меня в свое поместье, чтобы старательно утешать, — усмехнулась я.

— Интересный способ ухаживания, — снова рассмеялся барон. — Я рад, что вы нашли друг друга. Искренне. Будем считать, что с моей помощью.

Он снова тяжело вздохнул.