Счастливый слон

– Я подумаю, – сказала я благостно. – А вы прямо знаете, какие именно картины понравятся этому вашему клиенту?

– Конечно, – встрепенулся Олег. – Пятая и восьмая в перечне по описанию. Так вы правда подумаете? Елизавета Дмитриевна, душечка! Спасительница моя!

Расставаясь с ним перед входом в отель, я в очередной раз заверила Олега, что буду думать всю ночь, и пообещала сообщить, как только.

– Даже среди ночи звоните, если что! – умолял он меня. – Прямо в любое время! Я глаз не сомкну.

В номере, умывшись и надев халат, я села на кровать и раскрыла папку с описанием. Пятая и восьмая? Ну и что там такого особенного?

Ничего не то, что особенного, там и интересного-то особо не было. Обе картины принадлежали кисти некоего Юргена Иогансена, чье имя мне лично не говорило ни о чем. На обеих были изображены пейзажи, зимний и осенний. К описаниям прилагались маленькие фотографии картин. Снег, березки, неяркие цвета, серое небо... Да, прошлый век, да, симпатично, но не более того. Из-за чего такие страсти? Может, я чего-то не понимаю? Я внимательно прочитала аттрибуцию, то есть историю картин. Иногда бывает, что за работу одного художника принимают работу другого, гораздо более знаменитого, но это был не тот случай. Обе картины были куплены у самого автора, так что никаких разночтений тут быть не могло. Странно.

На всякий случай я решила позвонить Николаю Михайловичу. В Москве, конечно, поздно, но я знаю, что старик любит засиживаться заполночь. Я набрала на мобильном знакомый номер.

– Николай Михайлович? Добрый вечер. Это Лиза, я вас не разбудила? Простите, что так поздно.

– Лизонька? Здравстуйте, дорогая. Нисколько не разбудили. Рад вас слышать.

– Николай Михайлович, у меня к вам несколько странный вопрос. Дело в том, что тут у меня...

Я постаралась изложить происходящее по возможности внятно и кратко. Николай Михайлович внимательно слушал, и я прямо чувствовала за трубкой, как коллекционер встает в охотничью стойку.

Я прочла ему описание с аттрибуцией, несколько раз назвала фамилию художника, все даты, какие могла найти. Старик какое-то время раздумывал, потом спросил:

– Сами картины сейчас у вас?

– Да.

– Вы можете на них посмотреть?

– Могу, но что я должна там увидеть?

– Иногда бывает, что под одной картиной написана другая, более старая. Холсты были дороги, начинающие художники их перегрунтовывали и писали поверх...

– И как я могу это увидеть?

– Да пожалуй, что никак. Это может увидеть только реставратор или эксперт. Но, честно говоря, Лизонька, я думаю, что там ничего и не будет. Ведь антиквары ее уже смотрели?

– Смотрели. И наследники смотрели. Николай Михайлович, кто он такой-то, этот Иогансен?

– Да никто. В смысле, имя этого художника мне ни о чем не говорит. А в коллекции есть еще его работы, кроме этих двух?

Я сверилась со списком. Всего работ Иогансена было четыре.

– Да, есть еще две.

– Попробуйте предложить вашему покупателю другие работы того же художника вместо этих. Если он откажется наотрез, значит, дело в холсте. Но, честно говоря, я все же сомневаюсь.

– А чем тогда может быть вызван такой интерес?

– Ой, Лизонька, да тысячи причин. У коллекционеров столько разных причуд, тут ведь не угадаешь. Как, вы сказали, покупателя вашего зовут?

– Белоподольский. Олег Белоподольский. Такой, странноватый какой-то.

– Да, есть такой. Я о нем слышал. Сам дела с ним не имел, но слышал. Он из молодых, не так давно работает, но, говорят, неплохой мальчик, старательный.

– Да, это как раз заметно. Даже, я бы сказала, навязчивый.

– Ну так Лизонька, он же посредник, дилер, что же вы хотите? Его, как волка, ноги кормят. У него работа такая. Он ведь под заказ просит, не для себя?

– Нет, говорит – для какого-то клиента. Прямо из кожи вылезает.

– Ну вот видите. А клиенты – они же разные бывают. Коллекционеры – народ непростой. Может быть, его, этого клиента, бабушка дружила с художником лично? Да мало ли что еще. Когда вы возращаетесь в Москву?

– Уже завтра.

– Когда будет минутка, позвоните мне, расскажите, чем кончилось. Или, возможно, я сам к вам загляну, посмотрю на вашу коллекцию.

– Договорились, Николай Михайлович. Спасибо вам.

– Не за что, голубушка. Доброй ночи.

После беседы с Николаем Михайловичем я разворошила стопку картин и раскопала те, о которых шла речь. Это оказалось несложно. Гном, отдать ему должное, отлично упаковал работы, обернул картины в плотную бумагу и специальную пленку с пузырьками, проложил чем-то жестким, заклеил и надписал на каждой название, автора и порядковый номер. Вскрывать такую красоту страшно не хотелось – мне в жизни потом так не завернуть.

Поколебавшись, я все-таки вскрыла одну из работ. В конце концов, если я решу продать ее Олегу, он сам и будет возиться с упаковкой. Картина далась мне не так-то легко, я два ногтя сломала, пока вытащила ее из всех шкурок. И, главное, похоже, что напрасно.