— В общем-то, да. Пока от надежного источника не пришла информация, что наши флешки засветились у оного хакера. Допросить его как следует нам, к сожалению, не удалось, как и найти у него хоть что-то из пропавшего. К тому же хакер оказался действующим сотрудником ФСБ. Но там нам удалось снова напасть на след, хотя и не получилось задержать — больно уж нагло он действовал.
— Следующим контактом, надо полагать, стала его встреча с этой «случайной» женщиной, которая оказалась знакома с покойным хакером?
— Именно. Благодаря ей, мы смогли его взять и изъять, имевшуюся при себе, одну из флешек, но потом… — седой немного помолчал. — Ему снова удалось улизнуть.
— И где они теперь, нам, по твоим словам, неизвестно? — высокий посмотрел на седого. Тот, не поворачивая головы, утвердительно кивнул. — Тогда, объясни мне, на чем основана твоя уверенность, что не все еще потеряно?
— Тот же источник, что указал на хакера, предупредил о срочно собираемом совещании на Лубянке, которое проходит в это самое время. Наши аналитики считают, что его причиной с большой долей вероятности, является именно наш вопрос. Так же доподлинно известно, что оставшийся товар находится все еще у него и, органам не передавался.
— Не намекаешь ли ты на то, что получив, как говорят здесь, «на халяву» без малого два миллиона долларов, ни чем не связанный человек, не умчался в тот же час греть свою задницу на какой-нибудь пляж с белоснежным песком, а начал выяснять, что же именно и почему попало к нему в руки? И в этой своей глупости, дошел до явки с чистосердечным признанием не куда-нибудь, а прямиком на Лубянку? Это же совершенно глупо.
— Для нас с Вами, да. И даже для нашего информатора тоже. Но не для него. Я считаю, что он случайно оказался, как тут называют, «идейным».
— Снова случайность?
— Да. И на этот раз, последняя. — закончив говорить, седой повернулся лицом в ту же сторону, куда был обращен высокий и стал ждать реакции.
— Будем считать, что ты меня убедил не делать поспешных выводов. Но только пока. — четко разделяя слова, ответил высокий. — Но я надеюсь, ты понимаешь, что нужно любыми способами не допустить попадания товара в руки русских? Иначе нам конец.
Седой, с чувством, утвердительно кивнул головой.
Спустя еще немного времени, эти двое не торопясь пересекли парк, сели в ожидавшую их машину, которая сразу тронулась и повезла их прочь. Расслабившись в относительной тишине кондиционированного салона, высокий заговорил, даже не взглянув на своего собеседника.
— Когда я был ребенком, наша семья часто переезжала. И речь идет не о путешествиях в пределах нескольких штатов. Мы ездили гораздо дальше. А все от того, что отец был, как нам тогда говорил, дипломатом. Ну да ладно, речь не о нем. В двенадцать лет я, поживший в пяти разбросанных по всему земному шару странах, впервые попал в Россию. Тогда, правда, это был Советский Союз на пике своего могущества. Не смотря на собственную школу при посольстве и другие неявные ограждения от внешнего мира, мне волей-неволей приходилось соприкасаться с внешним миром. Один такой случай буквально заставил меня критически посмотреть на мир вокруг, после чего он, представьте себе, перевернулся с ног на голову.
То был один из весьма редких дней, когда отец смог выйти на прогулку в парк вместе с мамой и мной. Мама взяла корзинку для пикника, наполненную всякой всячиной, на мою грудь отец повесил бинокль. Мы доехали до парка на машине, прошли вглубь, подальше от тропинок, заполненных гуляющими и расположились на уединенной полянке. Отец умел радоваться таким редким моментам, его радость передалась и нам. Мы веселились и дурачились, потом пообедали на свежем воздухе. Родители прилегли отдохнуть, а я, немного отойдя от них, принялся рассматривать окрестности.
Мое внимание привлекла шумная группа детей разновеликого возраста, игравших в какую-то игру, смысл которой заключался в шуточном противоборстве двух сторон, на которые дети делились по непонятному для меня принципу. В руках у них были деревянные сабли да грубо вырезанные, также из дерева, ружья. Все это было отчетливо видно в мой бинокль. И вот, в то время когда одна сторона практически победила другую, вокруг одного белобрысого мальца, оставшегося в одиночестве, выстроилась практически вся команда соперников. Я внимательно следил за развитием событий. Послышались крики: «Сдавайся! Руки вверх!», — но окруженный держал палку-ружье наперевес и сдаваться не собирался. Вместо этого он громко и отчетливо произнес: «Русские не сдаются», — отбросил палку и кинулся с кулаками в самую гущу противников. Потому что в этот момент он был обращен в мою сторону, я отчетливо увидел его лицо, полное решимости и веры в себя. Меня оно поразило до глубины души. Такое глупое геройство, по моему мнению, ни как не могло принести победу, но случилось все с точностью до наоборот: драка закончилась, едва только успев начаться, и победителем в ней оказался тот самый щуплый мальчик, а все, принуждавшие еще минуту назад его к сдаче, разбежались в разные стороны.