На столе по-прежнему гора заданий и учебников, а плотные шторы до самого пола плотно задернуты, не пропуская солнце. На будильнике десять часов пять минут.
Для этого времени дня в квартире на удивление тихо. Морган ранняя пташка, но, может быть, ее вырубило так же, как и меня.
Я откидываю одеяло и встаю на дрожащие ноги. Подняв руки, чтобы убрать волосы с лица, с удивлением замечаю слишком длинные рукава. Вытягиваю руки и вижу на груди эмблему «Сэйнтс», а на правом плече фамилию «Хаттон».
Я хмурю брови, пытаясь вспомнить, что происходило до того, как я оказалась дома, и в животе порхают бабочки. Последнее, что я помню, как мы с Оукли обнаружили Морган и Мэтта в столовой.
– Любовь моя! Слышала, ты опять выпендриваешься. – Морган сжимает меня в объятиях и снова и снова целует в макушку. – Я горжусь тем, что ты вливаешься в коллектив, – шепчет она, прежде чем отстраниться с широкой улыбкой.
– Ну да. Похоже, в присутствии лучшего кандидата в НХЛ прятаться в тени невозможно.
– Нет, когда он хочет, чтобы ты была рядом, – подмигивает Морган.
– Мо, это был просто пиво-понг.
Она хмыкает.
– Ага-ага. Я согласна на маленькую победу. Но раз уж ты здесь, пришло время выпить. Мэтт трезвый как монашка и отказывается пить со мной.
Я морщу нос.
– Что ты пьешь?
Она поднимает бутылку красного вина.
– Адам вытащил из погреба отцовское вино. Он положил в холодильник бутылку для тебя несколько минут назад.
– Только не вино, – морщусь я. Это ежедневный протест Адама своим родителям.
Теплая ладонь прикасается к моему копчику, когда Оукли снова оказывается рядом.
– Что не так с вином?
– Оно неприлично дорогое. Чем больше мы пьем, тем счастливее становится Адам, – говорит Морган невнятно.
Я поднимаю глаза на него.
– Все так. Просто я ненавижу, что ему приходится доходить до такого, чтобы получить внимание отца.
В груди разрастается боль, и я забираю из рук Морган бутылку и подношу к губам. Я пью вино как воду, прежде чем оторваться от бутылки и вздрогнуть от горечи.
Прикосновение Оукли становится тверже, жар от его пальцев проникает сквозь мой топ.
– Его родители настолько плохи? – спрашивает он.
– Да, – кивает Мэтт. – Они настолько плохи.
– Дерьмо.
– Только не говори при Адаме. Лучше, если мы оставим эту тему, – говорю я.
– Понял. Мне сходить за твоей бутылкой? – спрашивает Оукли.
Я застенчиво улыбаюсь:
– Да. Спасибо.
Он выглядит так, будто ему не хочется убирать руку с моей спины, но приходится. Как только он уходит, я делаю еще один глоток вина и возвращаю бутылку Морган.
– Ненавижу тебя за то, что разыграла карту Адама. Теперь у меня будет ужасное похмелье.
Я вздрагиваю от воспоминания. Оно объясняет пульсирующую головную боль.
Выползая из своей комнаты, я осматриваю пустую квартиру. Единственная обувь возле двери – белые кроссовки, в которых я была вчера вечером.
Если бы не дурнота, от которой меня качнуло посреди гостиной, я бы пошла искать свой телефон и позвонила бы своей пропавшей соседке, но вместо этого я иду к дивану и падаю на подушки.
На лбу выступает пот, но конечности мерзнут, так что я накрываюсь одеялом и включаю телевизор, не утруждаясь переключить канал с какого-то спортивного ток-шоу.