Счастливый удар

Я теряю нить рассуждений, когда он ставит мою ногу на пол и берет вторую, повторяя процесс. Его пальцы задевают голую кожу моей щиколотки, где сполз носок, и я шиплю от дрожи, которая рождается от этого прикосновения.

– Слишком туго? – спрашивает он, в его глазах мелькает беспокойство.

Я качаю головой:

– Все хорошо. Извини.

Он не настаивает и заканчивает шнуровать. Сверкнув белоснежной улыбкой, ставит мою ногу на пол рядом со второй и хлопает себя по бедрам.

– Готово. Как ощущения?

Я встаю и шевелю пальцами в коньках.

– Идеально. Спасибо.

Тогда он садится рядом со мной и надевает свои коньки, зашнуровав их словно одним слитным движением. Я не успеваю опомниться, как он уже стоит рядом со мной и показывает на дверь.

Я благодарна, когда он кладет ладонь мне на спину и помогает проковылять к выходу из раздевалки и по коридору, ведущему на лед. Острие моего левого конька застревает в пористом резиновом покрытии, и я спотыкаюсь, но Оукли обнимает меня за талию и не дает упасть.

– Осторожно, – говорит он, и я слышу в его словах намек на веселье.

– Не смешно, – бурчу я.

Он сжимает мой бок.

– Верно. Совсем не смешно.

Когда мы доходим до катка, то останавливаемся у борта, и я осматриваюсь вокруг. Я никогда не видела его пустым. На льду нет ворот, только отметки там, где они должны стоять. Судьи не катаются кругами и не подают сигналы свистком, пытаясь разнять игроков. Никто не сидит на уродливых красных сиденьях, занимающих половину стадиона, наполняя воздух пронзительными воплями.

– Тихо, правда? – Оукли поворачивается ко мне. – Не пойми меня неправильно. Я обожаю играть в хоккей, но иногда приятно просто покататься. Когда катаешься, не ощущаешь давления.

Я смотрю на него и замечаю в глазах проблеск эмоции, которую не могу расшифровать. Может, печаль? Нет, это сейчас неважно.

– Готова? Обещаю, я фантастический учитель.

Он шагает на лед и протягивает мне руки.

Я медленно иду к нему и хватаюсь за его руки. Жар от них проникает в мою кожу, пока он крепко держит меня.

Оукли начинает медленно тянуть меня по катку, смеясь каждый раз, когда я теряю равновесие.

– А ты не врала. Катаешься ты ужасно, – дразнит он, когда я чуть не падаю на задницу второй раз.

– Не все из нас хоккейные виртуозы, – закатываю я глаза.

– Не уверен насчет виртуоза.

– Разве не так тебя называют? Считается же, что тебя задрафтуют первым. Тебе не обязательно скромничать. Не со мной.

В его глазах вспыхивает интерес, и он усмехается.

– Ты наводила справки обо мне, Ава?

Мои щеки горят.

– Не было необходимости. Про тебя говорили по телевизору сегодня утром.

– Что ты узнала?

– Только что на тебя большой спрос. Они, похоже, нервничали, что ты не выйдешь на драфт в этом году.

Он ненадолго напрягается.

– Да, я некоторое время откладывал. Мама пыталась убедить меня на драфт с тех пор, как мне исполнилось семнадцать и скауты начали обращать на меня больше внимания.

Я ахаю.

– Семнадцать? Так рано?

Он пожимает плечами.

– Больше игроков, чем ты думаешь, получают такое признание. Талант становится лучше с каждым годом.

– Почему ты не вышел раньше? – выпаливаю я, не успев остановить себя, и морщусь из-за личного вопроса. – Ты не обязан отвечать. Это не мое дело.

Он сжимает мои ладони.

– Ты можешь спрашивать. Я тебе доверяю.

С груди словно камень свалился. Не знаю, почему знание того, что он мне доверяет, так успокаивает. Может быть, потому, что я, кажется, тоже доверяю ему свои секреты.

– Я еще не был готов уехать от семьи и не закончил школу. Мне не хотелось давления, которое на меня навалилось бы, выйди я на драфт тогда. А еще мне казалось, что я недостаточно хорош. Этот год – мой последний шанс по возрасту, так что я решил: лучше поздно, чем никогда.

Мне хочется побольше расспросить про его семью, например, почему он никогда не говорит об отце, но я передумываю, чтобы не рисковать испортить такой хороший день.

– Ну, сейчас ты определенно хорош.

Лучший из всех, кого я видела, но это откровение я оставляю при себе.

Он мягко улыбается:

– Спасибо.

Оукли переплетает наши пальцы и разворачивает нас по широкой дуге. Я задерживаю дыхание и выдыхаю, только поняв, что не споткнулась и не шлепнулась на задницу.

– Ты привыкаешь, – замечает он.

– У меня отличный учитель. Не каждый может похвастаться, что будущая звезда НХЛ держала его за руки и помогала скользить по катку. Смогу ли я оправиться после такого незабываемого события?

Мой голос полон сарказма, но улыбка как никогда настоящая.

Внезапно он набирает скорость – большую, чем должно быть возможно при езде спиной. Мои холодные щеки обдувает ветерком, и я вздрагиваю.

– Ты маленькая трусишка.

– Ты убьешь нас обоих, – верещу я, когда он резко поворачивает, и слишком сильно сжимаю его руки.

– Иногда надо развлекаться, Ава. Почувствуй приток адреналина. Впитай его.

– Мне нравится жить безопасно. Не нужен мне никакой адреналин, – пищу я.

– Слишком поздно. Ты не можешь не чувствовать его. Это беспорядочное биение в груди? Огонь в крови? Это адреналин, красотка.

– Ага, это вовсе не от адреналина, – бормочу я себе под нос.