Счастливых бандитов не бывает

— Да вы ж поймите… Они там у себя, в хозяйском дворце, пьют, гуляют, дела решают разные. А я кто? Я — конюх, мое дело навоз убирать и за лошадьми присматривать. Меня туда и не пустит никто. Как крепостных в барские дома не пускали…

Похоже, он не врал. Или врал, но очень искусно. Как артист. А артистом бывший конюх не был… Кем угодно, только не артистом. Может, он сбежал сразу, как только начался пожар. Может, даже успел стащить под шумок что-нибудь — лошадиную сбрую или ту же «керхеровскую» мойку. Но видеть никого он не видел, это правда. И здесь им обоим очень повезло.

Лис вздохнул, достал из перчаточного ящика бланк повестки, быстро заполнил и отдал Кубасову.

— Возвращайтесь в ГАИ, Виталий Андреевич. Завтра придете ко мне, оформим протокол допроса.

— Я могу идти? — Кубасов с удивлением посмотрел на него.

— Да. Только не пускайтесь больше в бега. Убивать вас никто не собирается, но вы проходите по делу как свидетель. А за уклонение от дачи показаний предусмотрена уголовная ответственность. Это куда реальней, чем киношные разборки.

— Во как! — Конюх внимательно рассмотрел повестку, аккуратно сложил ее и спрятал в карман. — И сколько дают?

Лицо его расслабилось, в глазах мелькнула улыбка.

— Мало не покажется! — в тон ему ответил Лис и отщелкнул блокиратор на дверце.

Конюх открыл дверь, перекинул ноги наружу, в зной. Задумался.

— Пашка Пучков тогда скутер со двора угнал, — сказал он, оборачиваясь. — Это еще до того, как пожарные приехали… «Хонда», кажись. Я сам видел. Это нужно будет говорить?

— А сколько ему лет, Пашке? — спросил Лис.

— Пятнадцать было… То есть шестнадцать уже.

— Ну и Бог с ним! Кресту скутер больше не нужен, а пацан хоть покатается, — сказал Лис. — Будем считать, что ваш Пашка спас имущество от огня.

— Точно! — Кубасов обрадованно закивал головой.

Но выходить по-прежнему не торопился.

— Что-то еще? — спросил Лис.

После сильного нервного напряжения, когда все тревоги оказываются позади, допрашиваемые иногда скатываются в приступы «навязчивой искренности». Чаще всего в такие моменты мелют полную чепуху, не имеющую отношения к делу. Но бывает и наоборот.

Лис завел двигатель, повторил:

— Что-то вспомнили, Виталий Андреевич?

— Да, — проговорил Кубасов. — Там кто-то живой еще оставался. Человек какой-то.

— Где? — Лис насторожился.

— В доме. Пожар уже горел вовсю, а эти, которые стреляли, уехали… Я боялся близко подходить, правое крыло все в огне было. Тихо так стало. А потом он на крыльцо вышел… Постоял-постоял. Что-то швырнул на землю. И пошел в сторону города.

Лис молчал, продолжая держать руку на ключе зажигания. У него вдруг испортилось настроение. Все пошло прахом. Вот так, в искреннем порыве, Кубасов своими руками копал себе могилу… Может, не только себе.

— Как он выглядел? — спросил Лис.

— Да никак… — Кубасов поежился под его колючим взглядом. — То есть… Ну, мужик, вроде, не баба. Не высокий, не низкий, обычного роста. Вот как вы… Или я. Ну, шатался немного. Как пьяный или типа того…

— Лицо разглядели? Волосы? Возраст? Одежда?

Конюх покачал головой.

— До него метров тридцать было. Вечер, темно, а за ним правое крыло горит… Он как тень стоял: тулово, ноги, голова. Больше ничего.

— Опознать его сможете?

Кубасов закусил губу. Видно, ему очень хотелось сказать «да». Чтобы хоть как-то угодить суровому начальнику «уголовки», который ни с того ни с сего вдруг стал сверлить его злыми колючими глазами… Но нутром бывший конюх чувствовал: врать нельзя. Этому человеку — нельзя. Опасно. Может произойти что-то страшное.

— Нет. Извините… Я не смогу его опознать, — проговорил Кубасов твердо.

Лис раздумывал еще секунду, потом сказал ему:

— Выходите. Увидимся завтра.

Конюх вышел, продолжая сомневаться. Лис захлопнул за ним дверцу, нервно газанул, проехал стоянку по диагонали и, вылетев на улицу, облегченно вздохнул.

Еще раз обошлось.

* * *

«Шатался, как пьяный…»

Еще бы, думал Лис, объезжая переулками пробки на Магистральном проспекте. В тот раз он не надеялся выжить. По всем раскладам он должен был быть обезглавлен, четвертован, сожжен заживо в огромном камине Креста, в лучшем случае — получить выстрел в голову. Но он остался жив. Погибли все участники воровского судилища и их пристяжь: семнадцать обугленных трупов в здании, шесть на улице. А он, Лис, вышел из горящего дома, живой и относительно здоровый. Только голова поседела. Верно, он еле держался тогда на ногах, а как попал домой, вообще почти не помнит…

Но это был он, Лис. Коренев Филипп Михайлович. Тот самый человек на крыльце горящей Крестовской усадьбы. Кубасов никогда не узнает, как ему повезло, что он тогда хоронился в своей конюшне и не рискнул подойти ближе. Везучий он мужик. Иначе гаишники узнали бы, что находящийся в розыске Кубасов В.В. снова сбежал. Вот так взял и сбежал прямо после беседы с начальником уголовного розыска. И в этот раз окончательно. Навсегда.