Счет

Я отодвигаю стул от стола. Руки трясутся, когда я надеваю пальто. Я не буду говорить ему, что мы можем остаться друзьями, потому что сейчас ему это не нужно. К тому же зачем давать обещания, которые, возможно, я не смогу выполнить?

– Пока, Шон.

* * *

Через двадцать четыре часа после мучительной встречи с моим бывшим парнем становится совершенно ясно, что Дин объявил мне бойкот.

Я написала ему сразу после того, как вышла из кофейни, спросив, хочет ли он еще встретиться.

Никакого ответа.

Я написала ему еще раз, попозже, и спросила, с Бо ли он уже.

Никакого ответа.

Я пожелала ему спокойной ночи.

Никакого ответа.

Я пожелала ему доброго утра.

Никакого ответа.

И вот субботним вечером я сижу на своей кровати, одна дома, и понимаю, что мне очень сложно с пониманием отнестись к молчанию Дина. Вчера вечером я была готова взять всю ответственность на себя. Конечно, Дин предположил самое худшее, узнав, что я с Шоном, и я не виню его, если он разозлился на меня. Пообижаться несколько часов – вполне нормальная реакция, если Дин решил, что я снова вернулась к своему бывшему.

Но молчать целые сутки? Это полный бред. Если Дин злится на меня, ладно, пусть злится. Если он хочет завязать со мной, ладно, по-моему, он со мной завязал. Но наберись мужества и скажи мне об этом. Игнорировать человека, чтобы он сам понял «намек», – это настоящий плевок в душу, и я не собираюсь такое терпеть.

Я забираю с тумбочки ноутбук, потому что сейчас мне отчаянно необходимо на что-то отвлечься. А что может быть лучше, чем милые видео на YouTube. Будем надеяться, мне попадется маленький жираф, которому захотелось покашлять, или детеныш бегемота, с удовольствием плескающийся в пруду.

В итоге я листаю Twitter. О, вы только посмотрите. Дин все-таки жив. Теперь он не сможет воспользоваться отговоркой «я был мертв», чтобы объяснить, почему игнорировал меня. Какой-то студент из Брайара ведет прямую трансляцию домашнего матча и только что упомянул гол Ди Лаурентиса.

Я закрываю браузер и спрыгиваю с кровати. Может, это мазохизм, но, увидев имя Дина, я захотела увидеть самого Дина. Мне нужны ответы, и все тут. Я хочу, чтобы он, глядя мне в глаза, сказал, что наш роман закончен.

Прогулка до ледяного дворца, находящегося в противоположном конце огромной территории Брайара, занимает у меня почти полчаса. Подойдя к кассе, я показываю свое студенческое удостоверение, чтобы получить скидку. Кассир, тоже студентка, предупреждает, что остались только стоячие места, и просовывает билет под стеклом.

Спустя минуту я оказываюсь в зоне стоячих мест. Второй период только начался.

Я разглядываю каток, пытаясь вспомнить командный номер Дина. В голову ничего не приходит, и тогда я пробегаю глазами по именам, напечатанным на спинах черно-серебристых свитеров. В фамилии Дина так много букв, что ее легко заметить, но нет, я не вижу его на льду. Может, сейчас играет не его звено? Но на скамейке его тоже нет.

Странно.

Подчинившись мимолетному порыву, я открываю на телефоне Twitter и ищу профиль, который читала в общежитии. Может, @BriarBryan38 поделился свежими новостями, пока я шла сюда? Я пробегаю глазами самые последние посты, и один привлекает мое внимание.

Сердце чуть не останавливается.

Дина удалили до конца матча.

20

Дин

Я сижу в пустой раздевалке, ссутулившись и опустив голову, и мужественно сопротивляюсь желанию бросить первый попавшийся под руку предмет – например, свой шлем – в стену. Костяшки на моей правой руке разбиты и кровоточат, а все из-за стремительного апперкота, которым я сбил с ног нападающего команды Сент-Энтони. Я прижимаю ладони к бедрам, и кровь впитывается в штаны формы.

Я на дух не переношу этих ублюдков из Сент-Энтони. Противостояние наших команд длится уже довольно давно, так что, если наши команды играют друг против друга, напряжения и грубостей не избежать. Но за последние два года неприязненные отношения переросли в неприкрытую вражду. А пару недель назад несколько игроков Сент-Эй заманили к себе подругу Грейс, забрали у нее телефон и отказывались выпускать из своего захудалого номера в мотеле.

Но сегодня вся вина лежит только на мне. Обе стороны, как обычно, сыпали оскорблениями во время вбрасывания шайбы, вели агрессивную игру, применяли достаточно сильные силовые приемы. А я вышел на лед уже на взводе, так что, когда один придурок замахнулся на меня, мне не удалось сдержаться.

Меня удалили с матча за неспортивное поведение. Ну да, конечно. Если бы рефери услышали хотя бы половину тех мерзостей, которые Коннелли отпускал в адрес наших матерей, то удалили бы этого козла тоже.

А так я оказался единственным отстраненным игроком. Из-за одного удара уже в накаленной и без того игре меня вряд ли исключат из команды, но зато теперь я должен сидеть в раздевалке, потому что мне запретили уходить до тех пор, пока я не получу обязательную головомойку от тренера Дженсена.