Счет за счастье

— В жизни!.. Я женщина, и мне нужна твердая почва под ногами. Рыба ищет, где глубже, а человек, где лучше… И я искала!.. И не только с тобой.

— Кирюша, Олежа…

— Может быть. Но я выбрала тебя. Я сделала свой выбор. Просто я подумала, что тебя могут облапошить. С твоей долей.

— Кто может меня облапошить?

— Твои же друзья!.. Вдруг с тобой что-то случится, и я останусь ни с чем?… Да, меня это пугает! Да, я не хочу жить в нищете! А Кирюша экономист, он может все просчитать… С тобой действительно может что-то случиться. Твоя доля разойдется по твоим друзьям. И тогда твоя жена останется ни с чем.

— И это тебя пугает? — пожал плечами Ерема.

С одной стороны, Ульяну можно понять. Тем более что с этой же стороны их желания совпадают, он тоже за безбедное существование в будущем. Но с другой — именно страх перед нищетой и смертью толкает людей на предательство.

— Да, меня это пугает!.. Но я не звонила Кирюше! И ничего ему не говорила!

— Значит, он соврал, — пожал плечами Ерема.

— А ты не знаешь зачем? — усмехнулась Ульяна.

— Зачем? — он внимательно посмотрел на нее.

— А затем, что он хочет вернуть меня.

— Но ты его бросила. Из-за меня?

— Не льсти себе. Я бросила его из-за наркотиков. Я подозревала, что Кирюша занимается чем-то нехорошим. В универе учился, что-то продавал, к нему подходили, спрашивали. И я спросила. Он сказал, что видеокассетами торгует. У него действительно всегда были видеокассеты.

— Возможно, он и наркоту в кассетах держал.

— Не знаю, может быть. Не хочу говорить о вчерашнем дне, — мотнула головой Ульяна.

— Увы, но Кирюша все еще сегодняшний день. Пока его не найдем. Тогда и отправим его во вчерашний день, — усмехнулся Ерема.

— Что ты с ним сделаешь?

— А что тебе не жалко? Можем отрезать ему сверху, а можем и снизу.

— Это как?

— Шучу! Я не садист. И терпеть не могу насилие. Поэтому мы просто его убьем.

— Он это заслужил? — задумалась Ульяна.

— Ну, если он смог стравить нас.

— Смог! — кивнула она.

Положив-таки пистолет на стол, она повернулась к Ереме спиной и скрылась в комнате. А он остался на кухне.

Если Ульяна ушла собирать вещи, значит, она все-таки чувствует за собой вину. Значит, не все с ней чисто. Что ж, скатертью дорога…

Но шло время, а Ульяна не появлялась. Не слышно ее было, не видно. А вскоре и свет в комнате погас. Ерема не торопился, выпил, покурил, принял душ. И еще накатил. А после перекура уже вошел в комнату. Ульяна лежала на диване под одеялом, свет выключен, за окнами давно уже ночь, и не понятно, спит она или ждет. Его…

Он разделся, лег, и Ульяна пришла в движение. Она всего лишь поцеловала его в губы. Отвечал он неохотно, но Ульяна настаивала, в конце концов, смогла воспламенить его и превратить в сгусток взрывной энергии. И заставить поверить в то, что предательства не было…

И все же Ульяна могла быть засланным казачком, Ерема думал об этом все утро. Работа закрутила, сомнения улеглись, а вскоре и вовсе схлынули. А к вечеру поступила информация от Костяхи. Менты поверили Мамеду, отправили к месту захоронения людей с лопатами, выкопали трупы Флажка и Студня.

— Точно, Мишка с Димой, — вздохнул Костяха. — Своими глазами видел.

— Что Мамед? — угрюмо спросил Ерема.

— Да все как договорились, на дружков своих все валит.

— А где дружки?

— Не говорит.

Мамед и не знал, куда дели Когтя, Савана и Каху. Для ментов они скрылись из столицы, опасаясь расплаты за содеянное. Но Мамед знал, что этих троих приговорили, он мог поделиться своими подозрениями. А Когтя, Савана и Кахи действительно нет в живых. Как бы менты не подняли волну.

— Ладно, не впервой. Главное, что пацанов нормально сможем похоронить.

— А с их долей что делать? — спросил Вахлам.

— Это сейчас так важно? — удивленно глянул на него Ерема.

— Да я не говорю, что нужно сейчас решать, — замялся пацан. — Но, вообще, решать нужно.

— Доли, по справедливости, родным отдать надо.

— Не понял! — нахмурился Вахлам.

— Но устав есть устав…

— Да, но по уставу акции можно поделить между собой…

— Акции поделим, — кивнул Ерема. — Поровну!

— Как это поровну? — не согласился Вахлам.

— Очень просто, берем пирог и равными долями делим на всех.

— Как это на всех? У меня доля пятнадцать процентов, а у Ништяка и трех не наберется.

— А у меня почти сорок. Мне что, полагается две акции из пяти? — с усмешкой сказал Ерема. — Ты на это согласен?

— Ну-у… — замялся Вахлам.

— Делим поровну! И собираем собрание. Устав нужно менять. Продавать долю нельзя, но можно передавать по наследству.

— Да, но устав еще не отменили. А там делится в зависимости от размера имеющейся доли, — качнул головой Вахлам.

— Делим поровну! — Ерема резко глянул на него.

Он, конечно, и рад был поделить акции так, как предлагал Вахлам, но решение принято, и отменять его он не станет. А если Вахлам не согласен, пусть поговорит с тем же Ништяком. Паню пусть спросит, Резвого, Бычка. Пацаны вчера рисковали своими жизнями на равных со всеми, как можно их после этого обделить?…