Считаные дни

Он плывут дальше через Лейкангер и Согндал, потом пересаживаются еще на один паром, тот же путь он проделал, когда приехал сюда в середине октября, но все теперь иначе. Когда они приближаются к Лэрдалу, Ингеборга нервно ерзает на сиденье. Она бросает быстрый взгляд на бумажку, которая лежит в кармашке между сиденьями, словно весь ее план зависит от тех слов, что на ней написаны, и, скорее всего, так и есть, но Юнас убежден, что она помнит все наизусть — имя, конечно, ну и адрес тоже. Когда он проснулся ночью, чтобы сходить в туалет, Ингеборга сидела, склонившись к монитору компьютера, и искала дом на карте Google.

— Может, сначала выпьем кофе, — предлагает Ингеборга, — совсем быстро, чтобы мне немного прийти в себя.

Она кивает на здание впереди или на огни, только их и видно. Желтые квадраты света из окон, на указателе перед въездом значится, что это отель.

— Так что? — переспрашивает Ингеборга.

У женщины, которая приносит им кофе, тусклые обесцвеченные волосы. Она молча безостановочно жует сероватую жвачку, у нее энергичные движения, мелодично звякают кофейные чашки, которые она ставит на барную стойку перед ними.

— Простите, — говорит она, — если они слишком шумят.

Она кивает в угол в глубине помещения: группа празднично одетых женщин и мужчин лет сорока — пятидесяти, узкие пиджаки обтягивают животы, слегка выцветшие платья с пайетками матово блестят, женщина с несколько излишне глубоким декольте смеется, наклонившись вперед.

— Время рождественских вечеринок, — поясняет официантка и едва заметно закатывает глаза.

— Уже? — удивляется Юнас.

Женщина кивает. На ее бейдже, пристегнутом к форменной блузке, написано «Юна», так же звали его первую девушку, в памяти всплывает нервозная, возбужденная возня в подвальной комнате у приятеля.

— Если будет хуже, я попрошу их угомониться, — говорит официантка.

Она, прищурившись, поглядывает на те столики в углу, где раздается новый взрыв смеха.

— Да ничего страшного, — произносит Ингеборга. Она кладет записку на барную стойку рядом с чашкой кофе и достает из кармана блокнот. Записка сложена пополам, но не до конца, и Юнас видит заглавную «Л», с которой начинается слово, написанное округлым почерком Ингеборги.

— Мы в любом случае ненадолго, — произносит Ингеборга.

Она выкладывает на барную стойку купюру в сто крон.

— Спасибо, — благодарит официантка. Она поворачивается к кассе и принимается отсчитывать сдачу.

— Да не надо, — говорит Ингеборга, — оставьте.

Официантка останавливается, глаза у нее зеленые и живые.

— Точно? — переспрашивает она. — Ну, спасибо!

Ингеборга едва притронулась к кофе, сделала два быстрых глотка из чашки, тут же взглянула на часы и почесала ладони.

Тем не менее, кажется, кофе подействовал, потому что в ней появляются спокойствие и решительность, когда через несколько минут она берет записку и сползает с барного стула.

— Вот так, — говорит она, — теперь я готова, забегу только на минутку в туалет.

Когда они выходят, официантка прощается с ними. Она быстро протирает тряпкой барную стойку, потом поднимает руку и весело машет.

— Езжайте осторожно, — предупреждает она. — Обещали снег.

Он стоит и ждет у входной двери, в коридоре у стойки регистрации. За стойкой никого нет. С наружной стороны прикреплен рождественский венок — зеленые листья и красные ленты, Юнас думает, что это неправильно, что еще слишком рано. Потом он отводит взгляд в сторону и замечает ее.

Первое, что он видит, — волосы. Рыжие локоны, которые бросаются в глаза оттуда, где она сидит на стуле, втиснутом посередине между пальто и куртками, висящими на вешалке сбоку от стойки регистрации.

Юнас медленно подходит ближе, минует лестницу, лифт и двери в туалеты, а затем видит всю ее стройную фигуру, ее руки, зажатые между колен, бледное лицо с пустым взглядом, устремленным в никуда, и волосы, такие же рыжие, как у Ингеборги, и это приковывает его внимание, потому что он понимает, что уже видел ее раньше.

— Ждешь кого-то? — тихо спрашивает он. — Поэтому сидишь здесь?

И это так неправильно, так беспомощно и назойливо, ведь ясно же, что эта девушка хочет, чтобы ее не беспокоили, но Юнас не может это так оставить, он делает еще шаг вперед; тогда, у горы, он взглянул на нее только раз, быстро и невнимательно, не сохранив четкий образ, но теперь он вспоминает — это она и есть.

Девушка не смотрит на него. Она кладет руки на подлокотники и отталкивается, взгляд ее устремлен в пол, когда она медленно проходит мимо него по направлению к бару, откуда они пришли, это его вина, он своей настойчивостью спугнул ее, и в этот момент хлопает дверь дамского туалета. Ингеборга выходит, за ее спиной громко гудит сушилка для рук.

— Ну что, готов? — говорит она нетерпеливо и вытирает пальцы о ткань брюк. — Можем ехать?

Она подхватывает куртку и задерживает взгляд на Юнасе, и тут девочка замедляет шаг, оглядывается через плечо на Ингеборгу, которая быстро натягивает куртку, так быстро, что что-то выскальзывает из кармана.

— Черт, — вырывается у Ингеборги.