Сдаёшься?

И вот наконец мы сидим среди студийцев — кроме нас еще пять девиц — в большом зале с белыми колоннами и зашиваем несуществующей иголкой на несуществующем платье несуществующую дыру. То есть дыра-то есть, а платья, иголки и нитки — нет. Человек в потрепанном пиджаке называет это «этюдами на физическое действие». Сначала мы с Варькой смеемся, потом замечаем, что другие внимательно шьют и откусывают несуществующую нитку. Мы сидим с Варькой и смотрим. Нам очень смешно. Внезапно Варька визжит. Человек подходит к ней — Варька говорит, что она укололась несуществующей иголкой. На пальце у Варьки кровь. Человек в восторге. Он говорит, что с такой верой она сможет сыграть Джульетту. Все пять бледных девиц столпились возле них и смотрят на нее с завистью. После короткого перерыва, в который Варька дает консультации девицам, как надо видеть воображаемые предметы, мы продолжаем действия с воображаемыми предметами. На этот раз Варька обжигается воображаемой сковородкой так, что на руке у нее появляется красное пятно. Человек и девицы в восторге. Если дело пойдет так дальше, девицы у Варьки будут требовать автографы. Потом человек выводит Варьку на середину залы и объявляет, что у нее есть талант. Он говорит, что Варька делала все как надо — в трудные минуты она прибегала к «если бы» — если бы, например, это была бы сковорода… — и ее нервная система реагировала точно по системе Станиславского. Все театральное искусство состоит из этого магического «если бы», говорит он. На этом мы расстаемся.

Дома я рассказываю всем про Варьку. О том, что у нее талант. Мама говорит, что первые шаги обычно ничего не значат, Поля говорит, что театр — грех, папа — что Питер Джексон (любимый папин пример) никогда другим не завидовал. Мама посылает меня играть на скрипке, и я играю до позднего вечера.

Занятия наши идут прекрасно, — придется Варькиным родителям перебираться в Москву.

С некоторых пор в кружок ходит один парень. Его зовут Виктор. Виктор, говорит он, значит победа. Он кончил десятый класс и учится на первом курсе медицинского института. Он очень красивый. Варька говорит, что хорошо иметь всю жизнь домашнего врача.

Потом Варька сказала:

— Давай опровергнем систему Станиславского. Скажем: если бы мы обе были влюблены в Виктора, как бы мы себя вели, и будем так себя вести целую неделю; если мы действительно в него не влюбимся, то системе грош цена.

— А как ведут себя те, кто влюблен?

— Не знаю, — говорит Варька. — Ну, таращатся друг на друга целыми днями. Потом звонят друг другу, потом дарят сувениры и без конца думают о «предмете». Так, во всяком случае, написано в книгах. Я думаю, этот великий эксперимент мы сумеем провести.

Теперь, когда мы ходим в кружок, мы во все глаза пялимся на Виктора. Ему ужасно неудобно — он ерзает на стуле и не знает, что ему делать. Вечером мы звоним ему. Подходит его мама. Голос у нее нервный, раздраженный: «Витю? Витенька! Опять девочки». Мы набираем по очереди номер и молчим. Так делают все влюбленные. «Алло! Алло!» — кричит Витя в трубку. Мне кажется, что он догадывается, что это мы, но ничего не говорит. Каждый день мы узнаем друг у друга, не нравится ли кому-нибудь из нас Виктор. Варька говорит, что нет. Я — тоже. Я, правда, замечаю, что лицо у него не просто красивое, а необычайно красивое — у него темные волосы и синие-синие глаза. Сначала думаешь, что у него черные глаза, но когда приглядишься, видишь, что очень синие, — тогда понимаешь, что лицо его необычайно красивое. Варька говорит, что ей совершенно неинтересно, какие у него глаза, что ее интересует только эксперимент и его результат для человечества.

В конце первой экспериментальной недели Виктор пригласил меня в кино. Я говорю об этом Варьке. Варька долго ворочается на кровати, потом говорит:

— В кино идти нельзя, ведь не он же проводит эксперимент. Но если ты хочешь пойти в кино — иди, и, значит, «система» права и эксперимент наш не удался.

Мне очень не хочется, чтобы наш эксперимент провалился, и я отказываюсь идти с Виктором в кино, хотя мне хочется.

Неделя кончается, наш эксперимент остановлен — системы не существует, все, чему учат в театральном институте, — ерунда. Мы не будем артистками. Мы уходим из кружка, и Варька через два дня уезжает домой. Я иду ее провожать. Мне кажется, что в темноте вокзала стоит мужчина, похожий на Виктора, а Варька все смотрит мимо меня в окно, но когда поезд отходит и я иду в вокзал — там никого нет. До следующего лета, Варька!

^_________

На зимние каникулы Варька опять приехала к нам. Она сразу сказала мне, что отчаялась разумно выбрать профессию и весной пойдет куда бог на душу положит. А в каникулы она хочет поразвлечься.