Октябрь. Ну, тогда видно мне придется.
Октябрь. Откуда они у меня на столе, знаешь?
Птицын. Я… то есть она… в общем, у нас вечеринка, то есть вечер был в общежитии, ко дню 8 марта… Вот… сначала мы с ней, с Капой, то есть с комсомолкой Таракановой, танцевали все время, а потом Валя, то есть комсомолка Балбекова, пригласила… ну вот, танцуем мы с ней один танец, она меня и на второй приглашает, потом на третий, и отказаться неудобно как-то… она ведь тоже комсомолка, и вот Капа, то есть комсомолка Тараканова, подходит к нам в середине танца и говорит: «Выйдем, Алеша… то есть комсомолец Птицын, на минутку в коридор, мне нужно тебе что-то очень важное сию минуту сказать…» Вообще-то я всегда только с Капой… то есть с комсомолкой Таракановой танцевал, честное комсомольское… мы ведь с ней пожениться собираемся будущей весной, когда нам семейное общежитие предоставят… нам обещали… мы ведь иногородние… она из Тулы, а я из Сталинграда… мы с ней второй год на очереди стоим… ну, выхожу я за Капой, то есть за комсомолкой Таракановой, в коридор… а она смотрит на меня — глазищи огромные… сама бледная вся и говорит мне шепотом: «Знаешь, Толя, то есть комсомолец Птицын, я уже давно на американскую разведку работаю, шпионка я американская, понимаешь?» Ну, тут я обалдел малость, то есть сразу на бдительность перешел. А чем, говорю, Капа, то есть комсомолка Тараканова, мне это докажешь? А она: «Не веришь? — а вот туфли новые видал?» И из свертка туфли новые вынимает «Это, — говорит, — я только что от них за свою работу получила!» А туфли и в самом деле хорошие — на высоком каблуке и кожаные, вот эти как раз, что у вас, Октябрь, на столе. У нее отродясь таких туфель не могло быть — ей из дома не помогают, она на одну стипендию живет, я-то знаю. Ну, надела она эти туфли при мне, старые завернула и как пошла цыганочку в них отбивать — все и танцевать перестали, на нее смотрят. Посмотрел я немного на ее танец отчаянный и на новые туфли, тут уж и совсем обалдел, то есть смекнул уже, в чем дело. После того как вечер кончился, подошел к ней и говорю: «Дай-ка мне, Капа, то есть комсомолка Тараканова, твои новые туфли, я железные подковки на каблуки им поставлю, дольше не сносятся». Ну, взял да и отнес их куда следовало.
Петров. К сапожнику?
Птицын. Нет, зачем? В МГБ, то есть в КГБ.
Октябрь. Да, в КГБ.
Тараканова. Ты… ты… ты…
Птицын. Ну и что же они выяснили в МГБ, то есть в КГБ?
Октябрь. А ты что же, Птицын, для начала хотя бы на подметку не посмотрел?
Птицын. А что на нее смотреть, на подметку-то?
Октябрь. А ты вот взгляни, взгляни, что на ней вытиснено?
Птицын
Октябрь. Ну? Уловил?? «Ско-ро-ход». Наша фабрика, советская.
Птицын. Ну и что же, что «Скороход»? Они ведь могут и нашими, советскими туфлями заплатить. Больше ничего выяснить не удалось?
Октябрь. Успокойся, все, что надо, все выяснили. Например, выяснили, что туфли эти куплены самой Таракановой вместе с Балбековой в ДЛТ четвертого марта этого года. Как раз в этот день их туда и завозили.
Птицын. Ну… если так… да я разве что говорю… А откуда она деньги на туфли взяла? Ведь она на одну стипендию живет, я все про нее знаю.
Октябрь. Вот ты бы, прежде чем бежать так далеко и высоко, для начала бы у нее самой об этом и спросил.
Буравин. Да у подруги одолжила! Или ты думаешь, Птицын, что в нашей стране деньги на новые туфли можно только у американской разведки достать?
Октябрь
Петров. А ты что же, Птицын, брякнула тебе сдуру на вечеринке девчонка, что она американская шпионка — ну, фильмов там насмотрелась всяких, вроде как, «Сеть шпионажа», — взяла да и брякнула, чтобы ты больше с Балбековой не танцевал, а ты сразу — в КГБ. Если каждый из нас из-за любой чепухи в КГБ бегать начнет…