Сдаёшься?

Дина. И что сказала?

Олимпия Валериановна. Да говорила она немного, я все больше говорила. Скучаю я одна целыми днями, в квартире ведь все работают допоздна, ты знаешь, вот и говорила, а она торопилась очень. Ругала меня, все ругала.

Дина. За что?

Олимпия Валериановна. За то, что не мать я тебе, тебя воспитала плохо, за то, что у нас в комнате скверно. Тебя тоже ругала, Диночка, сына, увы, все хвалила, а тебя все ругала.

Дина. А меня за что?

Олимпия Валериановна. За то, что ты сына у нее увести хочешь. За то, что о последствиях не заботишься. И увы! — не хотелось бы мне тебе этого говорить, Диночка, да только хочется мне, чтобы ты не была слепой, а все знала… Говорила она, что у нас с тобой, Диночка ты моя, сговор, что мы с тобой, как в старинных пьесах, ее сына хотим окрутить… не то как Сталинского, не то как Ленинского стипендиата, я уж, грешным делом, лапушка моя, и не разобрала, — в общем, в женихи его ловим.

Пауза.

Дина. Так и сказала?

Олимпия Валериановна. Так и сказала, к прискорбию…

Дина(обнимает ее, плачет). Ой, тетечка, злая она, злая какая, она же в институт написала! Меня сейчас в комитет комсомола вызывали, выговор дали, теперь про нас с ним весь институт знать будет…

Олимпия Валериановна(плачет). Ну вот, ну вот, и назвала меня тетечкой! Ну не плачь, моя Диночка, не плачь, мое солнышко, не плачь, драгоценность моя…

Дина. Ой, какая злая, я и не знала. Никогда не знала, что такие злые люди на свете бывают, тетечка! Это зачем же они такие злые живут, скажи, тетечка?

Олимпия Валериановна. Да не злая она, Диночка… моя звездочка, она ведь за праведное дело — за счастье своего сына борется. А как же иначе — мать и должна за счастье своего сына бороться. Беда у них только в том, что она по-своему его счастье понимает, а он, должно быть, по-своему. Вот теперь у них — увы! — и пошло, чья возьмет.

Дина. Чья возьмет! А я как же?

Олимпия Валериановна. А он как с тобой, ягодка моя?

Дина. Раньше думала — любит, а теперь уж что и думать не знаю… Может, я сама его уже ненавижу даже!

Олимпия Валериановна. Вот сейчас как раз все и узнаешь. Только держись покрепче, не сникай, ласточка моя. Перезимуем ведь, да? (Смеются.) Крабы открыть, покушаем?

Дина. Давайте. А что вы здесь все ищете, Олимпия Валериановна?

Олимпия Валериановна. Документы ищу, лапушка, документы, адреса всякие…

Дина. Зачем вам?

Олимпия Валериановна. Да вот надумала я, травинка моя, через влиятельных людей об Доме ветеранов сцены похлопотать…

Дина. Зачем? Разве вам плохо здесь?

Олимпия Валериановна(продолжая искать). Скучаю я одна целыми днями…

Дина. Не смейте! Слышите — не смейте! Я вам не позволяю! Я от вас этой комнаты все равно не возьму! Не надо, ну не надо так, тетечка!

Олимпия Валериановна(вытирая глаза). Ну там возьмешь не возьмешь, звездочка, это, верно, твое дело. А вдруг на крайний случай и пригодится… Я все же попытаю счастья — похлопочу… Да вот ведь и пластинку надо бы переменить, а то все одно и то же, одно и то же…

Д и н а подходит, меняет пластинку, Вертинский поет:

«В этой комнате проснемся мы с тобой,
В этой комнате от солнца молодой.
Половицы в этой комнате скрипят,
Окна низкие выходят прямо в сад».

Обе слушают.

Картина девятая

Комната Г о л у б е в ы х. Ю л и я А л е к с а н д р о в н а стоит на подоконнике и моет окно. Входит Кирилл. Он смотрит на мать, кладет чемоданчик, подходит к роялю и начинает подбирать одним пальцем мелодию песни: «В этой комнате проснемся мы с тобой».