Сдаёшься?

Поворачивается. Теперь видно, что левая половина ее лица покрыта иссиня-красными рубцами.

Ты письма сегодня из ящика не вынимала?

Клавдия Никодимовна. Нет.

Злата. Странно…

Клавдия Никодимовна. Да каких писем? Что ты заладила все про письма? Тебе, что ли, кто-нибудь пишет?

Злата. Ну, пишет. Так ты не вынимала?

Клавдия Никодимовна. Нет. (Пауза.) А что, и про любовь, верно, пишет?

З л а т а молчит.

Клавдия Никодимовна. Про любовь?

Злата. Да.

Клавдия Никодимовна. И про какую такую любовь он тебе пишет?

Злата(подходит к зеркалу). Так уж неделю целую ни про какую любовь не пишет.

Клавдия Никодимовна. А писал-то прежде сколько?

Злата. Месяц уже.

Клавдия Никодимовна. А про что писал?

Злата(застыла у зеркала). Да ну его, мама. Не пишет же. Вторую неделю.

Клавдия Никодимовна. Ну все же, про что писал? И где ты с ним познакомилась?

Злата. А я и не знакомилась. Я его не знаю. Стали вдруг приходить письма — и всё.

Клавдия Никодимовна. Как это — всё? Это что же, как международная детская игра, что ли? А адрес он откуда узнал?

Злата(рассматривая себя в зеркало). Откуда я знаю! Может быть, со спины меня увидел и на улице пошел, где живу, выследил. А потом забежал вперед и…

Клавдия Никодимовна. А чего писал хоть?

Злата. Писал, что не хочет говорить, где меня видел, но что я ему очень нравлюсь и что он бы очень хотел со мной встречаться. Он студент, учится в сельскохозяйственном институте на последнем курсе и всегда мечтал познакомиться с чистой, скромной девушкой и так далее, пустяки всякие… в кино звал, в театр, очень просил меня хоть что-нибудь ответить ему, но я не отвечала — зачем? А если не отвечу, дескать, придет в день рождения меня сам поздравить. Вместо этого и вовсе писать перестал, то каждый день писал, то целую неделю не пишет… Только я бы его все равно не пустила. Ты не думай.

Клавдия Никодимовна. Красивый он?

Злата. Не знаю.

Клавдия Никодимовна. Тоже хромой, верно.

Злата. Может быть. Ну и что, что хромой, если любит…

Клавдия Никодимовна. А зовут как?

Злата. Олег.

Клавдия Никодимовна. Ненавижу это имя. Ох, как ненавижу! А фамилия как?

Злата. Красавин!

Клавдия Никодимовна. Ну вот! И чтоб думать не смела! Посмеется он над тобой, над твоим уродством! Выследил… со спины увидел… с чистой, скромной девушкой… в кино… в театр… Вот что тебе скажу — надо бы второй замок в дверь врезать, я ведь дома облигации храню. (З л а т а размахивается и со всей силы бьет по зеркалу. Стекло разбивается вдребезги.) Ты что? Сказилась — или как? (З л а т а падает на диван и начинает рыдать. К л а в д и я Н и к о д и м о в н а подсаживается к ней.) Ну что ты, Златочка, ну что ты, дитятко мое, хорошие он тебе письма писал? Да? Так это потому, что он тебя не видел. Видел бы — не писал. А ты его письмам и веришь, увидишь его, полюбишь, а потом-то тебе каково будет? Ты лучше не верь никому, одной мне верь, будет у нас квартира кооперативная, «Запорожец», полдачки, так и найдется кто-нибудь приличный, скажем Лидии Васильевны сын, он и сам на ногу сильно хромает, он тебя не попрекнет, не обидит никогда. А там детишки пойдут нормальные, здоровенькие, розовые, вот с судьбой через них и помиритесь. Ну, будет тебе, будет… обидно, что ли, что писать перестал — так рано или поздно так произойти было должно, ты не маленькая, должна понимать, студент он, там студенток молоденьких, вертихвосток, полны помещения, а ему что до тебя — так, пошутить, может, поспорил с кем, так пусть будет раньше, чем позже, я так лично считаю. (З л а т а рыдает.) Да не выворачивай ты мне душу, треклятая! Ну чего развылась белугой? Ты ж его и видеть не видела, значит, любить никак не можешь! Думаешь, я мало за тебя страдаю — не пойди я тогда в магазин, не примерещись мне тогда тот золотоволосый в машине, может, ничего бы с тобой и не случилось, пожар — не пожар, а я бы голыми руками из самого что ни на есть окна достала, облигации не спасла бы, а тебя бы из окна выволокла! Так что на мне вина, на мне вина! Чего ж ты мне душу растравляешь? Не пишет он тебе, не пишет, рожу я тебе его письма, что ли? (Подходит к комоду, вынимает письма.) На, милуйся с ними! Только если что дальше — на меня не пеняй! (З л а т а перестает плакать, хватает письма, читает.) Ну, что, пойдешь?

Злата. Господи!