Клавдия Никодимовна
Злата. Мам, а к моему лицу можно привыкнуть?
Клавдия Никодимовна. А почему нет? Что ж это, к человеческому лицу нельзя привыкнуть?
Злата. А ты привыкла?
Клавдия Никодимовна. Ну, обо мне какой разговор? Я ничего не замечаю.
Злата. Значит, и другие могут привыкнуть?
Клавдия Никодимовна. Значит, и другие.
Злата. И молодой человек?
Клавдия Никодимовна. И молодой человек. Отчего же! Особенно если еще «Запорожец» за тобой дам. С лица воды не пить.
Злата. А без «Запорожца» никто не привыкнет?
Клавдия Никодимовна. Ну почему не привыкнет? И без «Запорожца» может. Фигура у тебя очень хорошая.
Злата. Фигура?
Клавдия Никодимовна. Да. Талия тонюсенькая-тонюсенькая. Я в девках тонкая была, да куда уж мне до тебя. И не угнаться. А грудь-то, грудь-то у тебя — словно чаши; когда купаешься — нет-нет, и в щелочку полюбуюсь, сосок широкий, розовый, как лепесток.
Злата. Да ну тебя, мама.
Клавдия Никодимовна. А и не стыдись. Что хорошо — то и хорошо. Ноги-то у тебя стройные, ровные да гладкие, а уж волосы — и говорить нельзя. От отца твоего. В темноте так всеми искорками и светятся. Одно слово — Злата. Ну, давай за блины приниматься. Совсем уж простыли. Греть, что ли?
Злата. Так сойдет.
Клавдия Никодимовна. Ну, доченька, поздравляю тебя с твоим восемнадцатилетием. Желаю тебе от души, что только мать родная пожелать может. Ты сама знаешь.
Злата. Нет!