Сдаёшься?

Мы живем на юге возле моря уже целую неделю. Каждое утро, еще до восхода солнца, Варька стучит мне в окно, и мы с ней бежим на море. Взявшись за руки, мы спускаемся по горбатеньким, белостенным, узким и пустынным улочкам на берег, проходим между огромными белыми, без солнца серыми камнями, рассыпанными по берегу, и садимся на огромный камень с надписью: «Здесь». Мы молча ждем восхода солнца и долго смотрим на ту сторону морского залива. На той стороне — замок. Замок из белого камня, из такого же, который лежит на нашем берегу. Белый замок сильно разрушен. Стены вокруг него едва видны. Мы зовем замок Карфагеном. Хотя мы точно не помним римской истории, нам нравится называть так этот замок. Этот пустынный берег с белыми, разбросанными по нему огромными камнями, этот плоский камень с до дрожи таинственным словом «здесь» и этот белый разрушенный замок — как будто видения детства из книг Стивенсона.

Солнце никогда не опаздывает — оно встает ровно в те же секунды, что написаны в календаре. Солнце встает у нас за спиной: сначала розовеет башня замка, потом весь белый замок с остатками древних стен становится нежно-розовым, потом все начинает сиять утренним восходящим розовым солнцем — и замок, и море, и небо над ним, — потом становится больно смотреть.

Заходит солнце тоже в точно установленные в календаре часы. Солнце медленно садится в море за замком. Сначала небо над замком становилось оранжевым, потом краснело, краснели камни на нашем берегу, замок и останки стен становились красными. Потом солнце без следа исчезает в море, и вокруг внезапно становится очень темно, и на небе сразу всходят большие южные звезды, и двурогий месяц встает над остроконечной крышей смутно белеющего замка, и вспоминаются какие-то полузабытые нерусские сказки — с троллями, злыми воронами и женихами-призраками, то есть вспоминается детство, потому что оно тихо нас оставляло. Мы ни у кого не старались узнать историю замка. Утром нам хотелось, чтобы из замка выходили красивые люди в белых одеждах, свободно падающих с плеч, в сандалиях на босу ногу и с амфорами на головах, чтобы они подходили к морю, долго и задумчиво на него смотрели, потом склонялись к нему, набирали бы в амфоры воды и тихо исчезали в темных сводчатых дверях замка с изящными кувшинами на головах. У меня даже однажды сами собой сочинились про замок стихи:

Лишь замок древний
Над морем дремлет,
Храня под крышей прошедшие тайны:
Прошедшие тайны, как старые деньги,
С безумством скряги запер он в стенах.

Стихи были длинные, и мне самой очень нравились. Я даже удивилась, что у меня вышли такие стихи. Но Варьке я их не читала — что-то мне подсказывало: Варьке не понравятся мои стихи. Вообще наши отношения с Варькой в то лето уже сильно переменились. Мы часто все втроем сидели, поджав ноги, на большом камне с надписью: «Здесь», который со всех сторон омывало море, и смотрели на заход или восход солнца и ничего не говорили. Лишь однажды Виктор сказал, что не решился бы доплыть до земли.

— Отчего же? — спросила Варька. — Замок ведь очень близко. Вот Света бы не побоялась, правда?

Я промолчала, а Виктор сказал:

— Ну зачем ты? Ей — слабó.

И я опять промолчала. В другой раз, когда Виктор пришел к нам на камень, я стала читать свои стихи про замок. Я так и знала: Варька засмеялась посередине.

— Давайте лучше петь песни, — сказала она.

С некоторых пор мне перестала нравиться Варька. Или я изменилась и предъявляю к людям излишние требования? У меня все же единственный друг детства — и она мне перестает нравиться.